А я говорю:
— Ну, просто Миника работает с китайцами. Если она чем-нибудь заразится и внезапно умрёт, я стану законным наследником.
Ивонн хихикает из-под маски. Вместе с ней смеётся её сомалийский бойфренд, Мухаммед Мухаммед. Мухаммед — игрок футбольного клуба «Рома», но сегодня вечером на нём майка-алкоголичка и фуфельные пулемётные ленты крест-накрест — того и гляди помчится захватывать супертанкер.
— Я и этот манк, — говорит моя напарница, — мы не женаты, мы британские шпионы. Приехали в Рим, чтобы творить всякие нехорошие вещи.
Ещё никогда агенты Ма-шесть не были так близко к провалу.
Мухаммед Мухаммед смеётся:
— Вау! Я кое-что знаю об этом из сериалов. А у вас есть магические ожерелья? — Показывает руками. — И волшебное зелье, с помощью которого можно принимать обличье другого человека?
Ещё никогда агенты Ма-шесть не были так близко к провалу — теперь официально. Говорю:
— Да, бро. Если ты не забьёшь «Баварии» в следующий вторник, я выпью зелье и разберу тебя на запчасти. Выйду на следующий матч под твоим именем, присвою твою футбольную карьеру и Ивонн впридачу.
Мухаммед Мухаммед дружелюбно толкает меня в плечо огромным чёрным кулаком. Теперь они смеются уже втроём.
Осматриваясь по сторонам, замечаю странную картину: мужчина, одетый в кожаные штаны на подтяжках, поднимает с земли примостившуюся под кипарисом тыкву и, воровато оглядываясь, запускает руку внутрь. Достаёт оттуда флягу. Откупоривает. Прикладывается к ней. Убирает флягу обратно в тыкву.
Пятьдесят Восемь тоже видела это. Она шепчет мне на ухо:
— Йобст Хорниг. Отвлеки-ка его ненадолго.
Мутные глазки Йобста Хорнига оглядывают лужайку и гостей, которые могли стать свидетелями их с тыквой секретика.
— Господин Хорниг! — Я деликатно кладу ему руку на плечо, увлекая в сторону крыльца. — Приятно познакомиться с вами. Меня зовут Марио Монтелла, и я тренирую футбольные команды школы, в которой учится ваша дочь. — Говорю на ужасном германском: — А вы приехали из Мюнхена? Наверняка болеете за «Баварию». Восьмого числа ваши играют с нашими. Здесь рядом, на Олимпийском стадионе, — говорю. — Пойдёте на матч?
На герре Хорниге белая рубашка, сюртук и шляпа с пером. Приблизительно так я и представлял баварцев.
— Нет, — отвечает он, откашливаясь. — Весь этот футбольный шум не для моей мигрени. — Он снова оглядывается. — Не говорите жене про выпивку, ладненько? Нет лекарства лучше доброго айсвайна, и только моя выдра этого не понимает.
Я покачиваю головой с видом всепонимающего приятеля. Пятьдесят Восемь уже успела где-то пропасть.
— Кажется, наша ученица по обмену ищет вас, — говорит герр Хорниг.
Нам наперерез действительно движется Алёнушка. Не доходя пяти шагов, она восклицает голосом жизнерадостной дурочки:
— Синьор Монтелла, вот вы где! — Потом обращается к Йобсту Хорнигу: — Нам с тренером надо поболтать кое о чём, так что мы отойдём ненадолго?
Алёнушка хватает меня за руку и практически насильно тащит к открытой двери, а как только мы оказываемся в темноте дома, припечатывает к стене.
— Славно вы с Гризельдушкой стебётесь. — Её голубые глаза напоминают огоньки пламени на газовых конфорках. — Спасибо, что хоть меня заодно не спалили.
— С Гризельдушкой?
Алёнушка иронично морщит нос:
— Да. Так зовут Пятьдесят Восемь. Мы с десяти лет знакомы, если что. Как сам, Вивулушка? Успел соскучиться? — Алёнушкины глаза-конфорки по-прежнему находятся в сантиметрах от моих, а мягкая грудь прижата вплотную. Её рука шарится в моих шортах.
Будь на то моя воля, я бы выбрал в напарницы Алёнушку, а не её непонятную подругу.
По ту сторону стеклянной двери проносится, исторгая волны рока, катафалк. Следом за ним орёт полицейская сирена. Алёнушка загадочно сползает вниз, и я чувствую уже не руку, а её губы на члене.
— Алёнушка, — выдыхаю. — Что ты творишь? Здесь повсюду люди.
Одна моя коллега — чокнутая ведьма, другая хочет заняться любовью в самом неподходящем месте. Операция «Миллениум» ещё не началась, а уже выглядит как полная катастрофа.
— А ты их боишься? — доносится снизу.
Ничего я не боюсь, просто глупо будет спалиться на ровном месте. Говорю Алёнушке:
— Ты же весталка, тебе нельзя.
Алёнушка смотрит на свои одежды весталки, все в бутафорской крови из магазинчика ужасов, и ухмыляется:
— Меня уже казнили, так что ничего страшного.
Гости вечеринки бродят по лужайке угрожающе близко, и это мешает расслабиться.
— Твоя Гризельдушка показалась мне немножечко странной, — говорю. — Она украла противопехотную мину с военного полигона. И штык-нож у часового. — Спрашиваю у покачивающейся светлой макушки: — Пятьдесят Восемь всегда такая?