Райк покачивает головой, преисполненная наигранного сочувствия. Ивонн говорит:
— Эта чрезмерная цензура провоцирует ситуацию столь опасную, что даже я чувствую себя готовой к радикальному разрешению вопроса.
На минуточку, это та самая Ивонн Ферчар, с которой мы не далее как полтора месяца назад занимались фальсификацией результатов референдума в пользу дуче.
— Sed alia tempora, — разводит руками Ивонн. — Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
Её длинный ноготь загадочно манит Райк поближе к экрану смартфона.
— Леон? — смеётся та.
Нависнув над девушками, я различаю силуэты людей в чёрном. Некоторые из них носят строительные каски и респираторы. Другие вооружены арматурой. Третьи держат дорожные знаки, как щиты. Ивонн хихикает в ладошку:
— Леон — тот ещё хулиган. Сторонники Рафаэля Бертолусси подключаются ко всеобщей новогодней вечеринке в Риме.
Потом Ивонн замечает подглядывающего через плечо Райк меня.
— Ого, здоровяк, а ты, часом, не ликтор? Давай, накажи плохую девчонку за крамольные речи.
Так и тянет как следует пройтись хвостом-плёткой по выпяченной заднице конъюнктурной сучки, но риск подвергнуться санкциям со стороны Гриз слишком высок.
— Надо поприветствовать бабулю и губернатора Карони, — кидает Ивонн, направляя туфли к Максу Карони и его собеседнице. — Ещё увидимся!
— Шепну по секрету, — говорит Райк, — что сегодня здесь собралась не только римская элитка. Андроник Комнин и его бородатый спутник прилетели на переговоры с Максом. — Поднявшись на цыпочки, она указывает подбородком через толпу. — Вот и они, кстати.
На моих глазах тёмный пучок скрывается за поворотом в сопровождении белобрысого затылка. Вдвоём они уходят в сторону уборных. Гриз и Андроник. На минуточку, тот наследный говнюк-принц-гомик, с которым она познакомилась в Лондиниуме. Будь я персонажем диснеевского мультика, у меня бы сейчас пар из ноздрей пошёл.
Мои ноги как бы сами собой несут тело туда, где только скрылась напарница. Моё воображение рисует одну неприемлемую картину за другой. Мои пластмассовые рога устремлены вперёд.
— ...Я понимаю, что мы не виделись два с половиной года, — произносит манерный мужской голос. — Но всё же это не повод идти за мной в мужской туалет.
— Лондиниум приказал Ма-шесть убить твоего отца. Ты знал об этом? — холодно спрашивает Гриз.
Расстёгивается молния. Парень шумно вздыхает.
— Если тебе так интересно — да, знал. Вернее, крепко подозревал. В любом случае судьба Европы для меня важнее недоотца, бросившего мать и сбежавшего на ту сторону Атлантики с твоей тётей... Словом, я не был «за», но и не возражал тоже.
Гриз молчит. Струя журчит о фаянс.
— Дай угадаю, ты считаешь меня кем-то вроде коллаборациониста. Это глупо, Гриз. Я не собирался и не собираюсь продавать Рим Британии... Но в этот тёмный час будущее Европы зависит в том числе и от нашей готовности искать компромиссы. Идти на уступки. Мы не можем вечно жить в состоянии холодной, и уж тем более горячей, войны с половиной мира. — Шипит вода. Ширинка застёгивается. — Отец и его команда — консервативные старики, они не понимают, чего на самом деле хочет молодёжь Европы. А я — знаю. Кто, если не я, должен быть императором нового тысячелетия. Императором будущего.
А Гриз вдруг говорит:
— Откуда пахнет травкой?
Я вторгаюсь в уборную за секунду до того, как зловеще спускается вода и отщёлкивается замок в одной из кабинок. Дверца впечатывается в стену с жалобным хрустом, открывая нам его.
С унитаза величественно поднимается единственный легитимный император Рима, Его Поехавшее Августейшество Мануил Комнин. Его костюм крампуса сшит из шкур рысей: стараниями зоозащитников такие перестали делать лет сорок назад. Карие глаза монарха горят пламенем преисподней. Сигарета с зелёным фильтром источает аромат марихуаны. Одним отточенным движением он выхватывает розги из бренчащего за спиной жестяного бидона.
— Ах ты пиздюк, — бормочет экс-император. Рычит: — Я. ПРАВЛЮ. ЭТОЙ. СТРАНОЙ.
Гриз вовремя уступает ему дорогу, прижавшись к раковине. Андроник только и успевает опешенно спросить:
— Дедушка?
Андроник почти успешно отклоняется в сторону, но в последний момент каблуки лакированных ботинок скользят по плитке. Римский наследник громко прикладывается затылком о писсуар и рикошетом отскакивает на пол.
— Ох. — Гриз участливо склоняется над пострадавшим, уперев одну руку в колено, а другой придерживая бокал. — Ты как, жив?
— Господи Иисусе! — вторит ей Мануил Комнин, опускаясь на колени. — Не ушибся, Андроник?