Тот приподнимает голову, щурясь от света бьющей в лицо лампочки.
— Дедушка? — спрашивает.
Экс-император быстро и согласно кивает.
— Дедушка, — констатирует Андроник.
Затем переводит взгляд на Гриз.
— Синьорина Тиль? — спрашивает.
Гриз настороженно застывает, приоткрыв рот.
— Йоланда Тиль, — повторяет Андроник, и уголки его глаз становятся мокрыми.
Глаза Гриз округляются.
— Зачем? — всхлипывает Андроник. — Зачем ты украла папу? — Его губы жалобно дрожат. Горючие детские слёзы бегут по щекам, прокладывая дорожки до воротника белоснежной рубашки. — У тебя был синьор Занусси... Зачем?!
Набрав побольше воздуха, он выдвигает решающее обвинение:
— ТЫ КАКА!
Выпрямившись в полный рост, Гриз осушает бокал одним большим глотком.
— Прости, Андроник, — хрипло отзывается она. — Прости за всё.
Донесение XXXI
от: Гриз Тиль
кому: Морриган
локация: магистраль A2, Гельвеция
дата: девять дней до операции «Миллениум»
Ты здесь, Морриган? Это я, Гриз. И я даже не знаю, с чего бы начать.
В целом ситуация такая: наш белокурый принц Андроник крепко приложился о писсуар и теперь думает, будто на дворе семьдесят восьмой. Соответственно, ему сейчас четыре года. Соответственно, меня он принимает за тётю Йо, а карфагенского пуделя — за Дзанетто Бертолусси. При таком раскладе мы сбежали с вечеринки от греха подальше, прихватив с собой обоих Комнинов, и двигаемся на юг со скоростью порядка ста детских капризов в час. Под мокрыми тёмными небесами Хорниговское авто несёт нашу четвёрку сквозь деревни, горы и леса, и Андроник зовёт с заднего сиденья:
— Синьор Занусси, я хочу пи-пи.
Вот они — те самые «трения войны», как модно говорить в Британии. Десятки людей тратят многие месяцы на проработку деталей грандиозной политической кампании, чтобы в один момент какая-нибудь непредсказуемая фигня разнесла их труды в хлам максимально нелепым образом. Два дезертировавших агента Ма-шесть. Один бежавший из психушки экс-император. Один писсуар. На первый взгляд, все эти вещи кажутся совершенно незначительными, но, соединившись в ненужном месте в ненужное время, они становятся коварными «трениями войны», которые ломают планы и корректируют ход истории. И что теперь будет с операцией «Миллениум»?
— Синьор Занусси, — зовёт Андроник, — я хочу пи-пи.
Он нетерпеливо покачивается взад-вперёд, сведя ноги и обхватив колени руками. Его смокинг слегка помят и местами залит слезами. Рукава пиджака выпачканы соплями и крошками торта с вечеринки.
Вивул лишь крепче сжимает руль.
— Ты ведь только что делал пи-пи в Цуге, — напоминает он.
— Ну пожа-а-алуйста, синьор Занусси! — Андроник плаксиво обхватывает Вивула за шею.
— Венецианец, выпусти Ника поссать, — скрипит Мануил, — жалко тебе, что ли?
Экс-император увлечённо копается в смартфоне внука. Может, общается с девицами от его имени и уже раскрутил одну на фото топлес. А может, ничего такого. Вивул устало рычит и закатывает глаза. Он всё-таки прижимается к обочине, одновременно спихивая с себя надоеду.
— Ты хотя бы научился делать пи-пи сам?.. Боги, и этот парень на семь лет старше меня.
Андроник спешит гордо покивать в ответ, но после внимательного изучения неуютно темнеющих за окном зарослей его решительный настрой куда-то исчезает. Наш принц выносит вердикт:
— Синьор Занусси, там страшно. — Он жалобно прикусывает губу. — Давайте пойдём вместе?
— Мой император, это как бы ваш внук. — Вивул задирает подбородок к зеркалу заднего вида. — Не хотите выгулять его самостоятельно?
— А? Что? — быстро откликается Мануил. — Ребёнок просит тебя, венецианец. Ты и иди. — И опускает голову обратно к смартфону.
За пределами машины снег сменяется мерзким дождём. Дворники смахивают морось с протяжным «ву-у-уп», а я думаю вот о чём: если все дети такие доставучие, то пренебрегать резинками нам с Вивулом однозначно не стоит.
— Так и быть, — соглашается Вивул, — при одном условии. Впредь ты будешь называть меня исключительно «синьором Бертолусси». Бер-то-лус-си. Никаких «Занусси». Идёт?
Но, если у нас всё же будет ребёнок, в одном я уверена наверняка: из карфагенско-венецианского пуделя сто процентов выйдет отец лучший, чем из меня — мать.
Они пробираются сквозь кустарники по направлению к реке, потому что писать при свидетелях Андроник стесняется. Подозреваю, что это тоже последствия травмы. Дивный вышел Йоль. Над горами повисла ночь, все нормальные люди давно приняли глинтвейн и улеглись в тёплые кроватки, а я стою посреди холодной зимней сырости, одетая в кожаную куртку, накинутую поверх длинного зелёного платья, из-под которого выглядывают ботинки с высоким берцем. Разрушающая семьи и промышляющая киднеппингом. То ли человек, то ли монстр-отцекрад, то ли трение войны.