Она не расстроилась, она уже приняла решение и знала, что делать. Вернувшись домой, не раздеваясь и не снимая плащ, прошла в кабинет к мужу. То, что она не разделась, а лишь расстегнула пуговицы, то, что не сняла фетровую таблетку с приспущенной на два пальца вуалью и не положила, как всегда, перчатки на этажерку, говорило о некой решимости, которая вдруг охватила все ее дремлющее до этого состояние.
Слизнев сидел за столом и просматривал бумаги, присланные из министерства иностранных дел. В письмах и циркулярах речь шла о ситуации на реке Ялу. За два месяца неизвестные сожгли шесть лесопилок, поставив тем самым под угрозу планы по лесозаготовке и экспорту пиломатериалов в Японию, Китай и на Филиппины. Как писал инспектор Яковлев, возможно, это происки японцев, которые в последнее время довольно бесцеремонно ведут себя по отношению к российскому имуществу, находящемуся на территории Кореи и Китая.
Порыв ветра колыхнул пламя свечей, отбросив на стену тень от возникшей в проеме двери Кати. Перекинув из руки в руку перчатки, он щелкнула ими по ладони и шагнула в глубь кабинета, оставляя на ковре мокрые пятна следов.
– Арсений, мне нужны деньги.
– Зачем? – Слизнев поднял голову, с изумлением разглядывая свою жену. Что-то изменилось в жестах, во взгляде, а что – он не мог понять.
– Мне очень надо.
– На такой ответ категорично заявляю: денег не дам, пока не скажешь, для чего они тебе понадобились.
– Я хочу съездить к сестре. – Ей стало душно, и она рванула шарфик, освобождая шею от удавки.
– Делать там нечего.
– Но…
– Никаких «но»… И вообще я занят… И не желаю тратить время на пустые разговоры по поводу твоих прихотей.
– Это не прихоть, как ты мог бы заметить.
– А я говорю – прихоть. Видите ли, она желает поехать. Достаточно того, что я терплю твое увлечение медициной, – рука почему-то предательски задрожала, и он взял со стола бокал, в котором мерцал налитый коньяк. Сделал глоток и поставил его на стол, чувствуя прилив уверенности. – Считаю, что моего генеральского содержания вполне хватает, чтобы ты сидела дома, а не шастала по госпиталям. Еще не хватало заразу в дом принести.
Катя не стала ему отвечать, развернулась и вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.
Ужинали в гостиной в полной тишине. Стол как бы был поделен на две части. На одной стояли фрукты и вино, на другой – все остальное, включая горячее, салаты и водку. Слизнев поправил салфетку на груди и, плеснув себе в штофчик водки, посмотрел на Катю.
– Мы так и будем молчать? – сказал он и влил содержимое стаканчика в себя.
– А о чем ты хочешь поговорить?
– Хотя бы о моих проблемах. Из-за твоего дурацкого имения я попал в весьма неприятную историю.
Катя отложила салфетку, которую мяла в руках.
– Имение нужно было тебе, а не мне. Тебя всегда тешила мысль, что ты теперь настоящий барин, а не выскочка.
– Не говори так со мной.
– И ты будь любезен изменить тон.
– Как считаю нужным, так и буду говорить.
– Знаешь, Арсений, чем мне нравится твой новый друг – господин Курино?
Слизнев весь напрягся и подался ей навстречу. Курино был его тайной, которую он тщательно оберегал. То, что она упомянула имя японского атташе, очень не понравилось Арсению и в какой-то степени даже насторожило. Мало ли, что у нее на уме. Донесет в жандармерию – и доказывай потом, что ты не верблюд. Зубы непроизвольно скрипнули, и он со злостью выдавил из себя:
– Чем?
– Он умеет находить нужные слова. Однажды он сказал: «Когда стрела не попадает в цель, стреляющий должен винить себя, а не другого».
– Пошла вон отсюда.
– Ты этого хочешь?
Это было пределом его терпения, и он сорвался на крик:
– Да!!!
Катя молча встала и вышла из гостиной. Без нее все вокруг как-то враз поблекло и осиротело. Комната стала терять цвет, краски размылись. Серость и уныние, словно паутиной, опутали Слизнева и стол, за которым он восседал.
Арсений Павлович отложил вилку и, сорвав салфетку с груди, швырнул ее на стол. Посидел минут пять и с ревом поддал стол. Столешница взлетела вверх, осыпая пол битой посудой и разбросанной по гостиной едой.
– Зина!
На его крик с первого этажа прибежала перепуганная Зинаида Каплан – новенькая горничная, принятая им пару недель назад.
– Слушаю вас, Арсений Павлович.
– Убери здесь все. Я поужинаю в ресторане.
Зинаида тут же склонилась к полу и стала собирать в ведерко из-под шампанского битое стекло. Слизнев не мог оторвать взора от ее ягодиц, ямочки которых проступали через обтягивающее платье.
– И оденься, как положено барышне. Поедешь со мной.