— Лейтенант, немедленно займитесь стрельбой! Наглец справится сам!!! Сейчас же! Нечего играть со мной в доктора.
Черт, вместо нормального голоса изо рта вырывается какой-то свистящий шепот. Но вроде умница Зарубаев расслышал, вытянулся во фрунт, пижон, отдал честь и снова склонился над своим аппаратом центральной наводки. С бака доносилось уже не «командир ранен», а «командир убит». Это что, таким милым читерским образом Вадиков папа решил зажать полтинник грина? Типа как при очередном моделировании прорыва «Варяга», когда в накуренной комнате после броска костей, показавшего попадание в мостик, представители японской команды дружно стали скандировать «Командир убит, „Варяг“ возвращается в порт». Но, блин, как же больно-то! Даже когда на практике на заводе имени Хруничева с полсекунды трясло 380 вольт, ощущение пожалуй, было менее хреновое. Как это можно отмоделировать? Никогда не слышал о таких глубоких, мать вашу, симуляторах реальности… Это что, выходит, все это и правда всерьез, что ли? Ладно, лирика лирикой… Если не заткнуть глотки этим горлопанам на баке, то скоро весь крейсер «узнает», что командир мертв и прорыв не удался. Не допустить!
— Нагле…
Черт, как же его на самом деле зовут-то, горниста нашего? А! Николай Августович Нагле! Немец, небось…
— Николай! Помоги мне встать.
— Вам нельзя, ваше…
— Знаю, что нельзя, но когда нельзя, но очень хочется, а главное, надо — то можно! И вообще, ты же вроде не лекарь? Поднимай! Только ногу не трогай!
С трудом, медленно, с помощью сигнальщика под правым плечом и горниста под левым Руднев медленно вышел, вернее, выпрыгал, на левое, целое пока еще крыло мостика.
— Николай, уж коли ты тут, протруби «Сбор» или «Внимание», хоть что, только чтобы все заткнулись и меня послушали.
После сигнала, набрав полные легкие воздуха, черт, дырка же в ноге, почему вдыхать-то больно, Руднев изо всех сил попытался говорить громко и уверенно:
— Ну, кто тут орал, что я убит? Не дождетесь, черти! Слухи о моей героической гибели сильно преувеличены. Не отлили еще япошки снаряд, чтобы тот Руднева убил! Чем кричать чушь всякую, лучше запевай! Наверх вы, товарищи…
На этом запас дыхания и сил для разговоров иссяк. Но на баке, прокричав «ура» командиру, уже радостно и в охотку подхватили полюбившуюся мелодию, и замедлившаяся было при известии о его смерти стрельба возобновилась с удвоенным темпом. Руднев с тем же почетным эскортом прохромал в рубку и попытался, отрешившись от боли, вникнуть в обстановку. Предварительно пришлось отбить попытку добравшегося наконец до мостика врача, коллежского советника Михаила Храбростина, уложить или хотя бы усадить раненого.
— Мне надо видеть, что происходит, а из кресла обзор никакой. Перевязка минуту-другую подождет, кровь мне остановили вроде достаточно грамотно.
За полторы минуты, что Руднев пробыл вне боя, ничего принципиально не изменилось. На пяток попавших в него снарядов «Варяг» ответил одним попаданием в «Акаси» и одним в «Такачихо» (старику не повезло с местом в строю, он упорно ловил перелеты снарядов, изначально направленных в «Акаси»). От коечных экранов по правому борту остались одни воспоминания и две-три неповрежденные секции. В остальных местах с выстрелов свисали лишь цепи с подвешенными к ним колосниками. Сетки и койки вымело взрывами начисто. Поредевшие пожарные дивизионы дотушивали остатки противоосколочных экранов в том месте, где когда-то стояла средняя трехдюймовка левого борта.
«Акаси», изрядно оторвавшись от остального отряда, шел на пересечку. Расчет носового минного аппарата только что выпустили по нему мину. Теперь его командир стоял перед выбором, продолжать идти курсом на таран, который, правда, на полпути с довольно высокой вероятностью приводил его на варяжскую торпеду, или отвернуть вправо, и гарантированно избежать попадания, но расстаться с мечтами о героическом таране. Не известно, что выбрал бы сам Миядзи, скорее всего, рискнул бы, и что бы у него из этой затеи вышло.