Это решение было объявлено киевлянам, и, не теряя времени, вступили в переговоры.
— Шлет вам привет свой князь наш стольный Святослав и княгиня Ольга, — говорили киевляне, — а вы бы, древлянские мужи, не упорствовали и нашей княгине покорились бы… С чего вы сидите? Велела вам сказать княгиня наша слово ласковое: вот все города ваши и веси покорились под княгинину власть и взялись платить дань, теперь они и поля свои обрабатывают, и на ловлю ходят, а вы одни только заперлись и хотите голодной помереть смертью, чем на дань согласиться.
Пока говорили речь киевские посланцы, сама Ольга с воеводами приблизилась к переговорщикам.
Те подумали, что это клонится к их пользе, и низким поклоном приветствовали княгиню.
И та отвечала им так ласково и милостиво, что у них сразу веселее на сердцах стало.
— Вот, слышали вы, что посланные мои говорят, — спросила Ольга, — что вы теперь на это в ответ им скажете?
— Мы рады бы платить дань, княгиня, — ответили древляне, — но ведь ты хочешь мстить за мужа?
— Я отомстила уже за мужа не раз, в Киеве и здесь, у вас на тризне, более я мстить не хочу, а хочу дань брать и, помирившись с вами, пойду прочь.
Древляне даже вопреки своему обычаю и торговаться не стали; так они были обрадованы словам киевской княгини.
— Чем же ты хочешь брать с нас дань, княгиня? — спросили они, — рады мы давать тебе и мехами, и медом.
Ольга сделала вид, что задумалась.
— Знаю я, — говорила она, — нет теперь у вас ни меда, ни мехов… Да и не нужно мне их. Беру я дань только в знак того, что вы мне покорились, и потому требую от вас немного…
— Что хочешь, княгиня? Не томи. Скорее скажи.
— Вот что, дайте мне от каждого двора по три голубя и по три воробья, — сказала Ольга.
Видя их изумление, княгиня тотчас же пояснила им, почему она требует с них такую незначительную дань.
— Не хочу я на вас налагать тяжелой дани, как то делал муж мой, а прошу с вас мало потому, что вы изнемогли в осаде и надо дать вам оправиться, чтобы вы больше потом могли принести мне.
В самом деле, какой был расчет Ольге совсем уж примучивать древлян так, чтобы никогда они оправиться не могли. Ей можно было взять с них гораздо более, когда они оправятся и примутся за свои промыслы. Это было так ясно, что древлянские переговорщики ни на минуту не усомнились в дружелюбии киевской княгини. Они поспешили в город поделиться радостною вестью.
Ольга при переговорах поставила только одно условие — чтобы собранные птицы были доставлены в ее становище немедленно.
Голуби и воробьи были собраны, и толпы древлян потянулись к киевскому становищу с птицами в руках. Их встретили очень радушно в киевском становище; но как только они отдали своих птиц, Ольга предложила им возвращаться по домам.
— Вы уже покорились мне и моему сыну, — сказала она, — так идите в свой город, а я завтра отступлю от него и пойду домой.
Возвратились древляне, крепко заперли ворота Искоростеня. Они так давно не видали отрадного покоя, что поспешили лечь спать.
Не спал один только князь древлянский Мал. Слова Ольги были для него необъяснимы… Она еще сегодня послала тайно к нему сказать, что завтра они уже перестают быть врагами… Что это могло значить? Если они перестают быть врагами, то, значит, станут друзьями? И Мал, суровый Мал, весь отдался мечтам…
Вдруг он вскочил и кинулся к окну.
Из становища киевлян вдруг поднялась огненная туча…
Тысяча огней, то разгораясь под дуновением ветра, то исчезая, то сливаясь в одно, неслась на Искоростень…
Это была последняя месть киевской княгини Ольги древлянам за мужа.
Всех принесенных ей в дань птиц Ольга раздала своим ратным людям… Едва только наступила ночь, к птицам привязаны были тряпки с серой и огнем. Лишь только уснули измученные древляне, тряпки были зажжены и птицы выпущены на волю.
Голуби понеслись в голубятни, воробьи — под свои стрехи, неся с собой огонь…
Прежде чем успели проснуться искоростенцы, весь их город пылал.
Перепуганные искоростенцы кинулись из города…
Киевляне одних убивали, других хватали в плен, а пожар все разгорался и разгорался.
Напрасно Мал созывал своих дружинников.
Скоро от Искоростеня остались только угли.
Ольга любовалась пожаром с холма.
— Ну, что, воеводы? — торжествующе спрашивала она у Свенельда и Асмута.
— Скажем тебе, княгиня наша, — отвечали те, — что по мудрости нет тебе равных… Мудр был Олег, но ты, женщина, превосходишь его, и мы кланяемся тебе.