Роджер закурил. Винс дал ему пепельницу.
– Представьте себе, – сказал Роджер. – Ваша дочь идет учиться в университет. Там встречает парня, который ей нравится. Парень смотрит на нее и думает – а, это же та самая девушка, чей отец ушел от обвинений в убийстве потому, что он черный и знаменитый. Вам бы не хотелось, чтобы такое произошло?
– Нет, – сказал Винс, чувствуя, как ему становится дурно.
– Хорошо, – сказал Роджер. – Никаких расовых инсинуаций. Расхожие, или сигнальные, если хотите, слова, такие как – «предубеждение», «нечувствительные», «враждебно настроенные», и так далее – от них нужно избавиться. От всех. В чисто логическом смысле вы используете их правильно, но логика с политикой не связана. Как только люди слышат слово «предубеждение», они тут же думают – «расовое» – не так ли.
Винс подумал.
– Да, – сказал он. – Ты прав.
– Прекрасно, – сказал Роджер. – Теперь, когда мы избавились от этих слов, то что осталось – сплошное нытье. Вам нельзя сейчас ныть, Винс. В конце концов вы же чемпион мира в тяжелом весе. Так что вместо «мои бедные ребятишки» следует писать «мои дети», а вместо «журналист никогда не сожалеет о сделанном» – хмм … ага – «будь у этих журналистов хоть немного здравого смысла, они бы осознали, что есть разница между правдой, на которую указывают все свидетельства, и ложью, которую они сами придумали только для того, чтобы позлорадствовать за счет человека, попавшего в беду»
– Не слишком ли напыщенно? – спросил Винс.
– Может быть, но все равно лучше чем «сфабрикованные» и «сраженный горем вдовец», – парировал Роджер.
– Хорошо. Так что нам сейчас делать?
– Вы сидите рядом со мной и смотрите, как я печатаю. А потом разберем вместе каждое предложение. Идет?
– Согласен.
***
До Верхнего Вест Сайда Роджер доехал на такси. Время было – далеко за полночь. Выйдя из машины, он остановился около круглосуточно работающего киоска, чтобы посмотреть на предутренние выпуски. Главная страница «Поуста» крикнула ему – «Чемпион Спасает Детей!». Он схватил газету. Он не верил своим глазам. На фотографии были Винс и его дети – и, да, он сам, Роджер, позади них, зернистый, но вполне узнаваемый. Роджер поставил свой репортерский мешок возле ног и перевернул страницу. Любимые слова Рики Гулда были «героический», «бескорыстный», «мужественный» и «чудовищный». Роджера классифицировали как «доброго самаритянина», что, конечно же, было неверно во всех смыслах, но льстило самолюбию. Рики благородно отметил, что Роджер, а не он, Рики, должен был быть автором этого репортажа, но он, Роджер, был занят, помогая спасти детей и морально всех поддерживая.
Роджер поднялся на свой этаж. Возясь с ключами, он одним глазом смотрел в газету. Теперь он не уснет. Первая утренняя программа новостей – через час.
Он уронил газету и ключи, нагнулся, чтобы поднять, вынул мобильник и обнаружил, что в нем полно срочных сообщений. Раздосадованный, он вспомнил, что выключил мобильнику звук, когда работал над статьей Винса.
Он вошел и включил свет. Квартира сияла чистотой.
– Так, – сказал Роджер.
– Тебе всю ночь звонят, – сказала Русая Загадка, уперев локоть в письменный стол.
– Ага. Ты как попала в квартиру?
– Ты мне дал ключи. Помнишь?
Он не помнил. Он даже имени ее не знал, и это было неудобно.
– Мой герой, – сказала она, приближаясь и целуя его страстно в губы. – Я тут прибрала немного. Надеюсь, ты не в обиде. Я просто не могла не прибрать. – После этого она сказала ему, что она похожа на Мими из «Официанток» (какая-то телекомедия, и она думает, что похожа на одну из героинь, предположил Роджер). – Ну, как дела? Телевизионщики тебя не интервьюировали еще?
– Слушай, э … – сказал Роджер. – У меня тут на столе лежала куча бумаг.
– Я их все рассортировала. Ничего не выбросила. Некоторые из твоих заметок просто потрясающие. Мне особенно понравилась статья о теории эволюции. Ужасно смешная. И популистский подход – это то, что нужно. Может, тебе следует написать книгу.
– Эволюционной…
Тут он вспомнил, что написал как-то двадцатистраничную рецензию на очередной шедевр Ричарда Докинса. Он даже не посылал ее никуда. Ни один редактор не взялся бы такое напечатать. В прессе эволюцию имели право обсуждать только жившие мыслью, что предками их были обезьяны, что, в представлении редакторов и публики, делало их экспертами.
– Да, – сказала она. – Не возражаешь, если я пихну ее в воскресный выпуск?
– Какой воскресный выпуск? – спросил Роджер.
– Тот, который я редактирую, – сказала она недовольно.