Глаза Роберта широко открылись.
– Будь я проклят, – сказал он.
– Может и будете, это никому не известно, – сказал Доктор Левайн. – Слушайте, Возвращение может произойти в любой момент – через два часа или через два столетия, или через тысячу лет, но оно еще не произошло, поэтому время есть. В это верят все христиане, не так ли? Вот вам рецепт. Не возражаете, если я у вас кое-что попрошу? Личное одолжение.
– Каким образом … Не может быть, – сказал Роберт. – Лерой не тот человек, он никогда ничего не говорит. Не болтает. Он не такой.
– Не важно, – сказал доктор, пожимая плечами. – У вас память – как сито. Слушайте, окажите услугу, а? Если бы вы могли начать кампанию … протест какой-нибудь … против бездумного нарушения Третьей Заповеди, данный работник медицины был бы вам очень благодарен. Видите ли, это уже просто никуда не годится, это наплевательское отношение к данной части Закона. По телевизору, в кино, на улицах, на работе, дома, везде. Люди просто говорят, и все. Автоматически, бессмысленно, и от этого еще противнее … Противно, понимаете? Церкви почему-то все равно, уж не знаю, почему. Упомяните в речи, а? Серьезно. Если не упомянете, вам все равно зачтется … ну, вы понимаете, о чем я. Но – не обяжете ли меня лично, вашего врача? Создатель, небось, просто вздыхает и воспринимает это как поветрие … Но лично меня – раздражает. Сделаете?
– Я, наверное, брежу, – сказал Роберт.
– Как хотите, – откликнулся Доктор Левайн, пожимая плечами. – Кстати, мне было бы удобнее, если бы кто-нибудь занялся бы у вас тут вашими счетами. Последние два чека от вас не обеспечивались деньгами. Это невежливо, понимаете?
Роберт моргнул.
– Не обеспечивались?
Дверь закрылась. Роберт осгался один в комнате. Он посмотрел на окно. Солнечно. Он поднялся и подошел к стеклу, холодному на ощупь. Гриппа не было. Он был голоден. Приняв душ и тщательно вытеревшись пушистым полотенцем, он побежал вниз, прыгая через две ступеньки. Горничной нигде не видно. Секретарша, среднего возраста, хрупкая, недовольного вида женщина, оторвала глаза от чашки со слабым кофе.
– Доброе утро, Губернатор, – сказала она.
– Да, – сказал Роберт. – Слушайте, когда мы с вами последний раз занимались сексом, вы и я?
– Губернатор! – сказала она очень тихо.
– Да ладно вам, – сказал он. – От нас этого ждут, так почему бы и нет? – Он сел рядом с ней и провел рукой ей по затылку и шее – она широко открыла глаза. – Слушайте, – сказал он. – Мы с вами не любовники потому, что вы мне не нравитесь, и никогда не нравились. Я честен с самим собой. Политика мне тоже никогда не нравилась. Я занялся политикой потому, что никто в моей семье не мог придумать для меня ничего лучше.
Говорить правду, оказывается – утонченное удовольствие. Роберт подумал – а имеет ли значение тема?
– Что-то не так, Губернатор? – спросила напуганная секретарша.
На всем теле у него опять выступил пот. Он почувствовал слабость и боль. В глазах на какой-то момент потемнело. Он осознал, что все еще лежит в кровати. Грипп. Ему хуже.
– Я передумал, – сказал он слабым голосом. – Слушайте…
Секретарша стояла рядом с постелью, с блокнотом в руке.
– Позвоните опять Доктору Левайну, – сказал он, начиная паниковать. – Пожалуйста. Мне нужно с ним поговорить. Где рецепт, который он мне дал?
Она нарушила Третью Заповедь, добавив, —
– Вы бредите, сэр.
– Доктор. Доктор Левайн. Приведите мне доктора Левайна.
– Доктор Левайн, сэр? Кто это такой?
– Он мой врач, – сказал Роберт. Слишком слаб, чтобы рассердиться. – Да в конце концов! Он мой врач вот уже скоро лет пятнадцать! Он делает визиты. Что с вами…
– Вы имеете в виду доктора Шульца, сэр?
– Какой еще к черту Шульц? Вы на чьей стороне, вообще-то, а? Однопартийцы под меня копают? Доктор Левайн. Мне нужен доктор Левайн!
– Сэр, – сказала секретарша. – Я могу посмотреть в справочнике.
– Вы пьяны? Вы же знаете, о ком я, – настаивал Роберт. – Он только что здесь был. Последние два чека не были обеспечены … Доктор Левайн. Толстый, глуповатого вида, светловолосый. Да что же это такое…
– Сэр, – сказала секретарша. – Последний раз доктор посещал вас шесть месяцев назад. Доктор Шульц. Хотите, я ему позвоню?
– Дайте мне мою записную книжку, – сказал Роберт. – Которая на письменном столе. В кабинете. Принесите.
Показ записи в книжке не сделает ее более компетентной, но Роберту просто хотелось доказать ей, что он прав. Наверное, он очень болен. В обычных обстоятельствах он считал предъявление доказательств ниже своего достоинства.