Но это была не британская армия, а полторы тысячи гессенцев полковника Иоганна Ралля, оставленных здесь на зиму.
Двадцатого декабря, в злую метель, в ставку Вашингтона прискакал генерал Салливан и привел войско, брошенное Ли: оставшись без командира, солдаты дошли до места в четыре раза быстрее, чем было предписано. Но вместо ожидаемых четырех тысяч их было меньше половины, да и те в самом жалком состоянии. Босые обмороженные ноги оставляли на снегу кровавые следы. Прибыл и генерал Гейтс, но привел с собой всего 600 человек.
Вашингтон мог рассчитывать на шесть тысяч солдат. Сотни были больны и жестоко страдали от холода. Роберт Моррис всеми правдами и неправдами пытался раздобыть для них теплую одежду и одеяла, но местное население подписывало прокламацию, отказывая в помощи патриотам; два бывших члена Конгресса, Джозеф Галлоуэй и Эндрю Аллен, переметнулись к врагу. Почти все считали, что война окончена. Но не Вашингтон.
«Его превосходительство Джордж Вашингтон никогда не выглядел так выигрышно, как в часы несчастий», — напишет позже Натанаэль Грин. Он был рад, что снова пользуется доверием главнокомандующего, возле которого сплотились офицеры, доказавшие свою преданность общему делу, и теперь уже обстрелянные солдаты. Полковник Уильям Тюдор, находившийся рядом с Вашингтоном с самого начала войны, писал невесте в Бостон: «Я не могу покинуть человека (на суде чести это считалось бы дезертирством), который бросил всё, чтобы защищать свою страну, и главным несчастьем которого, среди десяти тысяч прочих, является то, что большей части этой страны недостает духу защищаться самой». Генерал был полон решимости действовать.
В обстановке строжайшей секретности в ставке Вашингтона разрабатывался план дерзкой атаки на британцев. 21 декабря пришло письмо от Морриса: он что-то слышал о подготовке атаки через Делавэр и с надеждой спрашивал, правда ли это. Днем позже доставили послание от Джозефа Рида: нельзя ли устроить в Трентоне диверсию или что-то в этом роде? «Наши дела стремительно движутся к краху, если мы не обратим их вспять неким счастливым происшествием. Промедление равняется для нас полному поражению». В ответном письме Вашингтон подтвердил, что атака готовится в ночь на Рождество. «Но, ради бога, держите это про себя, раскрытие [планов] может оказаться для нас роковым… Только нужда, страшная нужда может и должна стать оправданием этой попытки».
Согласно плану армия форсирует Делавэр в трех местах: Джон Кадваладер и Джозеф Рид поведут тысячу пенсильванских ополченцев и 500 ветеранов из Род-Айленда через Бристоль на Берлингтон. Генерал Джеймс Эвинг во главе семисот пенсильванцев перейдет реку прямо напротив Трентона и будет удерживать мост через бухту Ассунпинк, отрезав противнику путь к отступлению. Основные силы — 2400 солдат, возглавляемые Вашингтоном, Грином, Салливаном и Стерлингом, — переправятся через Делавэр в десяти милях выше по течению, а затем двинутся к Трентону, разделившись на две колонны, с пушками Нокса впереди. Переправу назначили на полночь 25 декабря. К пяти утра обе колонны должны были достичь Трентона и начать атаку в шесть, еще до рассвета. Офицерам было приказано укрепить на шляпах клочки белой бумаги, чтобы их можно было отличить. Соблюдать секретность и тишину. Выходить из рядов запрещается под страхом смерти.
Джеймс Грант, находившийся в Нью-Брансуике, 24 декабря получил сведения, что мятежники намереваются атаковать Трентон. Хотя он и не считал их способными это сделать, но всё же велел Раллю быть начеку.
На Рождество погода испортилась: с северо-востока надвигалась буря, по вздувшейся реке неслись обломки льда. Рид приехал из Бристоля вместе с доктором Бенджамином Рашем и застал Вашингтона в удрученном состоянии. Во время разговора, вводя Рида в курс дела, главнокомандующий что-то писал на клочках бумаги. Один из них упал к ногам Раша. Там было написано: «Победа или смерть», — это был ночной пароль.
Около двух часов дня в лагере послышалась барабанная дробь и армия двинулась к реке; каждый нес на себе заряды на 60 выстрелов и паек на три дня.