Однако не всё было так уж плохо. На юге мелькнул проблеск надежды на счастливый исход: 17 января 1781 года бригадный генерал Даниель Морган одержал победу при Каупенсе в Южной Каролине, причем над самим Тарлтоном! Впервые американцы обратили в бегство англичан, орудуя штыками! Три сотни британцев были перебиты и 500 взяты в плен; потери американцев составили 70 человек. Вашингтон возликовал, узнав об этой «решающей и славной победе», и не сомневался, что это существенный вклад в будущую викторию.
Но до виктории было еще далеко, а пламя мятежа перекинулось на линейный полк Нью-Джерси, стоявший в Помптоне. Когда две сотни солдат, выпив для храбрости, двинулись на Трентон, Вашингтон решил, что с него хватит. Он отказался вести переговоры с мятежниками, потребовал безусловного повиновения и приказал казнить зачинщиков. Больше пятисот солдат генерал-майора Роберта Хоу выступили из Вест-Пойнта в Нью-Джерси. 27 января всё было кончено; двенадцати солдатам из бывших бунтовщиков было приказано расстрелять двоих зачинщиков-сержантов. Трое должны были стрелять в голову, трое — в сердце, а остальные — быть готовыми прикончить жертвы, если они не погибнут сразу. Узнав о счастливом завершении операции, Вашингтон возобновил натиск на политиков, требуя денег, еды и постоя для солдат.
Конгресс решал организационные задачи, учредил три новых поста — военного министра, министра финансов и министра иностранных дел. На должность «суперинтенданта финансов» прочили Александра Гамильтона. Генерал Салливан решил узнать мнение Вашингтона на этот счет. «Я не могу сказать, насколько сведущ полковник Гамильтон… именно в этой области, поскольку никогда не вступал с ним в рассуждения на эту тему. Однако, близко зная его, я могу утверждать, что мало сыщется людей его возраста с более широкими общими познаниями, чем у него, и ни одного более приверженного в душе нашему делу или превосходящего его в порядочности и принципиальности», — ответил он 4 февраля. Пост министра финансов отдали Роберту Моррису. Скорее всего, Гамильтон был разочарован, хотя и предпочел бы командование армейскими подразделениями кабинетной работе. Он уже давно тяготился своим положением и принял для себя решение: если с Вашингтоном вдруг наметится разрыв, не предпринимать ничего, чтобы поправить дело.
Вечером 15 февраля Вашингтон с Гамильтоном засиделись до полуночи, подготавливая документы к переговорам с французским командованием в Ньюпорте. На следующий день Гамильтон столкнулся с генералом на лестнице.
— Мне нужно вас видеть, полковник, — бросил Вашингтон на ходу.
Решив, что генерал будет ждать его в кабинете, Гамильтон постоял немного с Тенчем Тилгманом, которому передал письмо, поболтал с Лафайетом и лишь потом пошел наверх. На лестничной площадке стоял мрачный Вашингтон.
— Полковник Гамильтон, — сказал он раздраженным тоном, — вы продержали меня на лестнице целых десять минут. Должен заметить вам, сэр, что вы относитесь ко мне без уважения.
— Я так не думаю, сэр, — возразил Гамильтон, — но раз вы сочли нужным мне это сказать, расстанемся.
— Очень хорошо, если вам угодно.
Две минуты прошли в молчании. Вероятно, Вашингтон ожидал, что подчиненный извинится и всё пойдет по-прежнему, но этого не произошло.
Час спустя он сам послал к Гамильтону Тенча Тилгмана, чтобы тот передал его извинения и пригласил для спокойного разговора, должного загладить досадное происшествие. Гамильтон попросил сказать, что его решение бесповоротно и разговор ни к чему не приведет. Чтобы лишить Вашингтона возможного ходатая в лице своего тестя, он написал Филипу Скайлеру, сообщив о разрыве и выставив Вашингтона капризным начальником-самодуром, срывающим раздражение на подчиненных и не приемлющим никакой критики. Своему приятелю Джеймсу Мак Генри Гамильтон хвастливо сказал, что в кои-то веки Вашингтон поплатится за сварливый характер. Впрочем, он согласился исполнять свои обязанности, пока «шеф» не подыщет ему замену.
Потеря Гамильтона была для главнокомандующего существенной, но не настолько, как потеря Виргинии. Тогда же, в феврале, он отправил туда экспедиционный корпус под командованием Лафайета, чтобы дать отпор британцам. Если вдруг удастся захватить Арнольда, пристрелите его на месте, велел он, теперь не до церемоний. Но предателю вновь удалось уйти.