Поблагодарив за прием, Вашингтон отвечал, что всё плохое, что между ними было, поросло быльем, что народ Виргинии искренне желает жить с ними в мире и, хотя виргинцы не столь вовлечены в торговлю, как пенсильванцы, это не помешает упрочить дружеские связи.
Дальнейший путь, на каноэ вниз по реке, белые в количестве восьми человек проделали вместе с проводником-индейцем Фазаном, переводчиком Джозефом Николсоном и еще одним молодым индейским воином.
Каждое утро снимались с лагеря еще до рассвета. Вашингтон подробно описывал все бухточки, островки, холмы и редкие пороги, попадавшиеся им по пути. Иногда встречались индейские селения, реже — участки, застолбленные белыми поселенцами. Птицы, рыбы и звери водились в изобилии: проголодавшись, участники экспедиции с легкостью могли настрелять на обед диких гусей или уток, правда, они отдавали предпочтение диким индейкам; к самой воде подходили олени; стоило закинуть удочку — и можно было выловить сома, причем довольно крупного. Но при этом путешественники постоянно были начеку и, прежде чем продолжить путь, высылали кого-нибудь на разведку. Индейцам они по-прежнему не доверяли. И даже когда слухи о трех якобы убитых краснокожими поселенцах не подтвердились (на самом деле погиб только один, да и тот утонул, пытаясь перебраться через реку вброд в неудачном месте), бдительности никто не потерял. Однако индейцы вели себя подчеркнуто дружелюбно (по пути Вашингтон повстречал еще одного старого знакомого — Киашуту, который подарил белым четверть туши бизона и даже перенес свою стоянку дальше по реке, чтобы не слишком долго задерживать их обрядами гостеприимства). 1 декабря Вашингтон вернулся домой, где его не было «девять недель и один день».
В Маунт-Верноне он застал Джеки и, поговорив с ним, убедился, что в голове у шестнадцатилетнего юнца не учеба, а только собачьи бега и стрельба из ружья; все перемены свелись к тому, что теперь он больше внимания уделял своему костюму и внешнему виду, хотя раньше это его мало занимало. Отправляя пасынка обратно в Аннаполис, Вашингтон написал письмо Баучеру, связывая с ним последнюю надежду на исправление нравов (сам он, видно, не был для Джеки авторитетом): «Сейчас он вступает в такой период жизни, когда ему необходимы дружеская помощь и совет (особенно в таком месте, как Аннаполис); в противном случае жар его страстей, вкупе с дурным примером, подаваемым прочими юношами, может заставить его отклониться от пути, на котором его еще могли удержать добродетель, невинность и манеры. Посему прошу Вас проследить, чтобы он ночевал только в Вашем доме или же в таких местах, относительно которых Вы были бы уверены, что на него не окажут дурного влияния; не позволяйте ему шататься по ночам в обществе людей, способных развратить его и направить по пути порока».
Ответ Баучера развеял последние иллюзии, если они еще оставались: «Должен признаться, я в жизни не знал столь праздного и удивительно сладострастного юноши. Можно подумать, что ему природой уготовано быть неким азиатским правителем». Оставалась единственная возможность держать Джеки в узде — отослать его лошадей обратно в Маунт-Вернон, лишив свободы передвижения, однако Марта резко этому воспротивилась.
Она по-прежнему души не чаяла в сыне и отмахивалась от предупреждений о том, что, балуя, портит его. Приехав домой на Рождество, Джеки отсрочил свой отъезд обратно в школу, чтобы вдоволь натешиться охотой, тем более что Баучер покинул Аннаполис и жил теперь не так далеко от Маунт-Вернона. Отчима он уверял, что потом засядет за книги, о чем тот и уведомил Баучера, попросив проследить, чтобы так оно и было. Вашингтон даже позволил себе дать кое-какие советы по поводу программы обучения: греческий — это, конечно, хорошо, но только если не идет в ущерб «более полезным» предметам: «Знакомство с французским языком стало частью благородного воспитания, совершенно необходимого человеку, намеревающемуся вращаться в широких кругах. Без арифметики не справиться с повседневными делами. Изучение геометрии и математики (в известных пределах) также полезно. Основы философии, естественных наук и т. д. — вполне желательные познания для джентльмена, но, как я уже сказал, я во всём полагаюсь на Вас и прошу лишь об одном: к какой бы науке Вы ни сочли нужным его приобщить, добейтесь от него прилежания, ибо ему в самом деле нельзя терять времени».