Томпсон перестроил расписание своего дня, чтобы принять Фейс утром, и даже не спросил, зачем он ей понадобился. Он дал понять, что каковы бы ни были причины, он всегда готов к услугам. Подходя к двери его кабинета, она все еще сияла от удовольствия: какой у нее могущественный друг — ведь этот человек знает всю подноготную политики Вашингтона и конгресса и держит в своих руках сотни разных нитей.
Он поздоровался с ней и поцеловал ее в лоб.
— Дорогой мой Цыпленочек, — сказал он, весь расплывшись в улыбке, — что это тебя так давно не видно? Неужели ты не понимаешь, что такому старому чудаку, как я, неприятно, когда его забывают?..
Она удобно уселась в большое кожаное кресло перед его письменным столом и оглядела комнату.
— Я еще ни разу не была в этом кабинете, Мелвин, — сказала она. — Ого, да у вас тут целая коллекция красоток!
На стенах скромно обставленного кабинета висели в рамках фотографии с автографами двух президентов, трех государственных секретарей, английского и французского послов, двух балканских королей, главы сената и председателя палаты представителей, а также нескольких особ помельче.
— М-да, — скромно заметил он, — я в своей жизни все-таки оказал кое-кому небольшие услуги.
Она улыбнулась.
— Такие фотографии и рядом этакое уродство! — И она взглядом указала на высокий потолок, где пролегали трубы парового отопления, нелепые и безобразные.
— Правда, — согласился он, — а зимой из этих чертовых штук еще и капает: никак не могу добиться, чтоб их отрегулировали!
Оба рассмеялись.
— Мелвин, — нарочито небрежным тоном начала она, — мне, ничтожной, маленькой букашке, нужна ваша помощь. Я получила повестку из Комиссии по расследованию.
Он резко выпрямился и ударил по столу ладонью.
— Что такое? — выкрикнул он.
— Я говорю, что…
— Господи боже мой: тебе — и вдруг повестку! — Он снова откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы на слегка округлом животике. — Но почему именно тебе?! Что ты такого натворила?
— Нелепо, правда? — улыбнулась она. — Должно быть, тут произошла ошибка… перепутали имя или что-нибудь еще. Можете вы это дело прекратить, объяснить, что они ошиблись?
Она выжидательно умолкла. Но он не отвечал, а только смотрел на нее. Тогда она робко добавила:
— Заседание комиссии назначено на завтра в одиннадцать часов утра, времени осталось не так уж много.
— М-да, — сказал он, — ну ты меня и огорошила!
— Я понимаю, — почтительно и даже как-то униженно сказала она. — Я и сама не думала, что это так серьезно, пока не узнала, что у нас в Департаменте сразу насторожились. По-моему, это, конечно, глупо, но они приняли дело всерьез — мол, дискредитация учреждения и все такое.
— И они совершенно правы! — с неожиданной резкостью оборвал он ее.
— Мне казалось, что их должно заботить благополучие служащих, оказывается — ничего подобного! — Она говорила зло, в голосе ее звучало возмущение, вновь вспыхнувшее при воспоминании о том, как вел себя мистер Каннингем.
Томпсон покачал головой.
— Это, милый мой Цыпленочек, такое дело, которое касается не только тебя. А благополучие Департамента куда важнее благополучия одного человека. Излишняя осторожность тут никак не помешает!
Она почувствовала перед собой непроницаемую стену.
— Но, Мелвин, благополучие Департамента в конечном счете зависит от благополучия его служащих. Как может работать организация, если ее сотрудники голову теряют от страха?
— Возможно… возможно, — отозвался он, — только, по-моему, не наше дело обсуждать, из каких соображений исходит правительство. Сейчас речь идет о тебе, и лучше мне с самого начала быть с тобой откровенным. — Он откашлялся и продолжал официальным тоном: — Я, конечно, знаю, что ты скажешь, и поверь, мой Цыпленочек, мне больно говорить тебе это, но Белому дому не пристало вмешиваться в такое дело! Если в твоей биографии нет ничего предосудительного, все кончится благополучно…
Она резко выпрямилась.
— Предосудительного? А что вы подразумеваете под предосудительным?
— М-м… — Он пожал плечами и неопределенно махнул рукой. — Ну, ты сама знаешь. Есть очень милые люди, которые, однако, бывают несколько неосторожны и критикуют политику правительства. Дают себя вовлечь во всякие там группировки. Конечно, каждый человек имеет право на свое мнение, но зачем кричать об этом на всех углах? Сейчас такое время, когда лучше не слишком раскрывать рот… — Он пристально посмотрел на нее. — Я, конечно, не знаю, что ты там такое натворила, но они-то наверняка знают, иначе они не стали бы с тобой возиться. Впрочем, я уверен, что тебе нечего беспокоиться. Сиди себе, Цыпленочек, спокойненько, и все будет в порядке…