Кэтрин тихонько охнула, и в голосе ее был такой трогательный протест, что Морис вновь пустился изъявлять свои нежные чувства.
- Ваш отец скажет именно так, - добавил он потом.
- Ну, к этому нетрудно быть готовой, - ответила Кэтрин. - Я ему просто объясню, что он ошибается. Может, и бывают меркантильные господа, но вы не такой.
- Вам придется особенно настаивать на этом пункте, потому что для него этот пункт самый главный.
Поглядев с минуту на своего возлюбленного, Кэтрин сказала:
- Я сумею убедить его. Но я рада, что мы будем богаты.
Морис отвернулся, уставился на свою шляпу.
- Нет, это наше несчастье, - сказал он наконец. - Это помеха на нашем пути.
- Пусть это будет самое страшное несчастье в нашей жизни; многие считают, что быть богатым вовсе не так уж плохо. Я сумею убедить его; а потом мы будем даже рады деньгам.
Морис Таунзенд молча выслушал эту сентенцию, полную здравого смысла, и заключил:
- Я предоставляю вам защищать мою честь; защищаться самому - значило бы уронить свое достоинство.
Теперь и Кэтрин на некоторое время замолчала; она глядела на молодого человека, а он устремил неподвижный взгляд в окно.
- Морис, - внезапно сказала она, - вы уверены, что любите меня?
Он обернулся и, не теряя ни секунды, склонился к ней.
- Милая моя, как вы могли в этом усомниться?
- Еще на прошлой неделе я даже не знала о вашей любви, - сказала она, а сейчас мне кажется, я бы и дня не могла прожить без нее.
- Вам и не придется! - заверил ее Морис, подкрепляя свои слова ласковой улыбкой. И мгновение спустя добавил: - Вы тоже должны мне кое-что обещать.
Сделав замечание, приведенное выше, Кэтрин закрыла глаза и с тех пор не открывала их; теперь она кивнула, по-прежнему не раскрывая глаз.
- Вы должны обещать мне, - продолжал молодой человек, - что даже если ваш отец меня отвергнет, даже если он запретит вам этот брак, вы все равно останетесь мне верны.
Кэтрин подняла глаза, и в ее взгляде он прочел обещание, которое было красноречивее всяких слов.
- Вы будете верны мне? - спросил Морис. - Вы знаете, что вольны сами распорядиться своей судьбой. Ведь вы совершеннолетняя.
- О, Морис! - прошептала она; и не нашла, что к этому добавить. Вернее, она добавила к словам движение: вложила свою руку в его. Морис подержал ее ручку и потом снова поцеловал девушку. Вот и все, что следует знать читателю об их беседе; а миссис Пенимен, будь она свидетельницей этого разговора, наверное, признала бы, что не такая беда, если он состоялся не в сквере у фонтана на Вашингтонской площади.
11
Вечером Кэтрин прислушивалась, не раздаются ли шаги на крыльце: она ожидала отца, и когда он наконец вернулся домой, слышала, как он прошел к себе в кабинет. Сердце ее отчаянно забилось, но она просидела не двигаясь еще с полчаса; затем приблизилась к его двери и постучала - она никогда не входила к отцу без стука. Войдя, Кэтрин застала его в кресле у камина доктор отдыхал, куря сигару и читая вечернюю газету.
- Мне надо что-то сказать тебе, - кротко начала она и, не договорив, опустилась на ближний стул.
- Я буду счастлив выслушать тебя, дитя мое, - отозвался отец. Ему пришлось долго ждать; он смотрел на дочь, а та молча глядела в огонь. Доктора разбирало любопытство и нетерпение, он был уверен, что она хочет говорить с ним о Морисе Таунзенде. Но доктор не торопил дочь - он решил быть с Кэтрин помягче.
- Я помолвлена! - объявила наконец Кэтрин, по-прежнему глядя в огонь.
Доктор был поражен: он никак не ожидал услышать об этом как о свершившемся факте. Но своего удивления он не выдал, сказав только:
- Ты верно поступаешь, сообщая мне об этом. Кто же счастливый смертный, которому ты оказала такую честь?
- Мистер Морис Таунзенд.
Произнеся имя своего нареченного, Кэтрин взглянула на отца. Она увидела его бесстрастную, чеканную улыбку, неподвижные серые глаза. Посмотрев на них, Кэтрин снова перевела взгляд на огонь; огонь показался ей гораздо теплее.
- Когда же вы это решили? - спросил доктор.
- Сегодня днем, два часа назад.
- Мистер Таунзенд приходил сюда?
- Да, отец. Мы сидели в парадной гостиной.
Кэтрин была рада, что не уступила Морису; иначе ей пришлось бы говорить, что помолвка состоялась на площади под облетевшим ясенем.
- Это серьезно? - спросил доктор.
- Очень серьезно, отец.
- Мистеру Таунзенду следовало бы сначала со мной поговорить, - заметил доктор после минутного молчания.
- Он хочет говорить с тобой завтра.
- После того, как я уже узнал обо всем от тебя? Ему следовало поговорить со мной заранее. Или, видя, какую я тебе предоставил свободу, он решил, что твоя судьба мне безразлична?
- Совсем нет, - сказала Кэтрин. - Он знает, что тебе моя судьба не безразлична. И мы тебе очень благодарны за эту... за эту свободу.
Доктор рассмеялся.
- Однако ты злоупотребила ею, Кэтрин.
- Нет, нет, отец, не говори так, - с тихой мольбой произнесла девушка, устремив на отца взгляд своих кротких, тусклых глаз.
Некоторое время доктор задумчиво попыхивал сигарой.
- Вы поторопились, - сказал он наконец.
- Да, - просто ответила Кэтрин, - наверное, ты прав.
Доктор на секунду оторвал взор от камина и поглядел на дочь.
- Неудивительно, что, ты нравишься мистеру Таунзенду, Кэтрин. Ты - сама простота, сама доброта.
- Не знаю, по какой причине, но я и вправду ему нравлюсь. Я в этом не сомневаюсь.
- А тебе симпатичен мистер Таунзенд?
- Конечно, он мне очень нравится - иначе я не согласилась бы выйти за него замуж.
- Но ведь ты совсем недавно познакомилась с ним, дитя мое.
- Ах, отец! - воскликнула девушка с некоторым воодушевлением. - Совсем не надо быть давно знакомым с человеком, чтобы он понравился - особенно если он понравился с самого начала.
- Тебе он, кажется, понравился с первого взгляда. С того первого вечера у миссис Олмонд, верно?
- Не знаю, отец, - ответила Кэтрин. - Я не могу с тобой об этом говорить.
- Разумеется. Это твои личные дела. Ты, должно быть, заметила, какого принципа я придерживаюсь. Я не вмешивался, я предоставил тебе полную свободу; я помню, что ты уже не ребенок, что ты достигла зрелых лет.
- Мне кажется, я совсем взрослая и очень многое понимаю, - сказала Кэтрин с легкой улыбкой.
- Боюсь, тебе очень скоро покажется, что ты стала еще взрослее и начала понимать еще больше. Я не одобряю твоей помолвки.
Кэтрин тихо охнула и поднялась на ноги.
- Да, дорогая. Мне жаль причинять тебе боль, но я не одобряю твоей помолвки. Тебе следовало посоветоваться со мной. Я был недостаточно строг к тебе и боюсь, что ты воспользовалась моей снисходительностью. Тебе следовало непременно поговорить со мной, прежде чем изъявлять согласие на этот брак.
- Я боялась, что ты не одобришь его, - призналась Кэтрин после минутного колебания.
- Вот видишь. Ты молчала, потому что у тебя совесть была не чиста.
- Нет, отец, совесть моя чиста! - решительно возразила девушка. Пожалуйста, не говори таких ужасных слов!
Слова отца и впрямь приводили ей на ум всякие ужасы - подлость и жестокость, злодеев и узников.
- Я просто боялась, - продолжала она, - боялась, что...
- Боялась, потому что делала глупости!
- Я боялась, что мистер Таунзенд тебе не нравится.
- И ты была совершенно права. Он мне не нравится.
- Дорогой отец, ты его совсем не знаешь, - сказала Кэтрин с такой робкой мольбой в голосе, что отец, казалось бы, не мог не пожалеть ее.
- Справедливо. Мое знакомство с ним весьма поверхностно. Но для меня и этого достаточно. Я составил себе мнение о нем. Ты ведь тоже его не знаешь.
Сцепив руки и держа их перед собой, Кэтрин стояла у камина; отец, откинувшийся в кресле и глядевший прямо на нее, обронил свое последнее замечание с безмятежным спокойствием, которое могло рассердить кого угодно.
Я, впрочем, сомневаюсь, чтобы Кэтрин рассердилась, хотя она и принялась с запальчивостью возражать отцу.
- Я его не знаю? - воскликнула она. - Да я знаю его лучше, чем кого бы то ни было!
- Ты знаешь его только с одной стороны, с той стороны, которую он предпочел тебе показать. Об остальном ты ровно ничего не знаешь.