- Да как вам сказать?.. Можно предложить невесте и кое-что еще, и не только можно, но и должно. Преданность до гроба оценивается постфактум; заверениям в любви принято давать в подобных случаях и материальные гарантии. Что же можете предложить вы? Весьма привлекательную внешность и превосходные манеры. Сами по себе эти качества прекрасны, но ведь сами по себе они немногого стоят.
- Я могу предложить и еще кое-что, - сказал Морис, - а именно: слово джентльмена!
- Слово джентльмена, что вы будете вечно любить Кэтрин? Воистину надо быть джентльменом до кончиков ногтей, чтобы давать такие заверения!
- Слово джентльмена, что я не меркантилен, что моя любовь к мисс Слоупер - самое чистое и бескорыстное чувство, какое когда-либо зарождалось в сердце смертного. Ее состояние интересует меня не больше, чем угли в этом камине.
- Принимаю ваши слова во внимание, - сказал доктор. - Но все же не могу не вспомнить, к какому разряду общества вы принадлежите. Даже торжественная клятва, которую вы сейчас дали, не может этого изменить. Пусть это всего лишь случайность, а все остальное говорит в вашу пользу; но за тридцать лет медицинской практики я убедился, что случайности подчас имеют далеко идущие последствия.
Морис разглаживал ворс своей шляпы (она и без того отлично блестела) и по-прежнему сохранял самообладание, которое, как вынужден был признать доктор, безусловно делало ему честь. Однако было очевидно, что молодой человек испытывает величайшее разочарование.
- Неужели я ничем не могу заслужить вашего доверия?
- Если бы и существовал способ заслужить мое доверие, я не стал бы предлагать вам его. Неужели вы не понимаете? Я не хочу вам доверять! заявил доктор, улыбаясь.
- Я готов даже землю копать.
- Это было бы глупо.
- Я завтра же соглашусь на первую попавшуюся работу.
- Сделайте милость - но только при чем тут я?
- Понимаю! Вы считаете меня бездельником! - воскликнул Морис, изображая человека, внезапно совершившего открытие. Однако он тотчас почувствовал, что переиграл, и покраснел.
- Какая разница, кем я вас считаю? Считать вас своим зятем я, как вы слышали, не намерен.
Однако Морис продолжал настаивать.
- Вы думаете, я пущу на ветер ее деньги?
Доктор улыбнулся.
- Опять-таки, какая разница? Впрочем, не стану отрицать - грешен, думаю.
- Это, наверное, потому, что я растратил свои, - сказал Морис. - Я в этом чистосердечно признаюсь. Я куролесил. Делал глупости. Если хотите, я вам расскажу обо всех своих выходках, в том числе и о самых безрассудных. Я ничего не скрываю. Но это были увлечения молодости. Знаете, говорят, лучше раскаявшийся повеса, чем... есть какая-то пословица на этот счет (*9). Я раскаялся - хотя и не был повесой. Это даже лучше - перебеситься в молодости. Зеленый юнец никогда и не понравился бы вашей дочери, да и вам, простите за смелость, не понравился бы. К тому же ее деньги и мои - для меня совсем разные вещи. Я чужого никогда не тратил. Я потому и растратил свои деньги, что они были мои. И я не брал взаймы: кончились деньги, и я успокоился. Долгов у меня нет.
- На какие же средства, позвольте вас спросить, вы теперь живете? поинтересовался доктор, добавив: - Хотя, конечно, я поступаю нелогично, задавая вам такой вопрос.
- На средства, которые у меня остались, - ответил Морис Таунзенд.
- Благодарю вас! - произнес доктор Слоупер.
Да, Морис отличался похвальным самообладанием.
- Допустим даже, - продолжал он, - что я проявляю преувеличенный интерес к состоянию мисс Слоупер. Не кроется ли тут гарантия того, что я о нем хорошо позабочусь?
- Слишком заботиться о деньгах так же опасно, как вовсе о них не заботиться. Ваша бережливость может принести Кэтрин не меньше страданий, чем ваша расточительность.
- Я все же думаю, что вы несправедливы! - воскликнул молодой человек, сохраняя всю свою мягкость, вежливость и спокойствие.
- Воля ваша - думайте обо мне что хотите. Моя репутация в ваших руках. Я отлично понимаю, что ничем вас не порадовал.
- Но разве вам не хочется порадовать свою дочь? Неужели вам будет приятно сделать ее несчастной?
- Я вполне смирился с тем, что она целый год будет считать меня тираном.
- Целый год! - с усмешкой повторил Морис.
- Целую жизнь, если угодно! Я ли сделаю ее несчастной, или вы - разница невелика.
Тут Морис все же вышел из себя.
- Ну знаете ли, это просто невежливо! - воскликнул он.
- Вы меня вынудили. Вы слишком настаиваете.
- Я многое поставил на карту.
- Не знаю, что вы поставили, - сказал доктор. - Во всяком случае, вы проиграли.
- Вы уверены? - спросил Морис. - Вы уверены, что ваша дочь откажется от меня?
- Я говорю, конечно, о вашей партии со мной: ее вы проиграли. Что же до Кэтрин - нет, я не уверен, что она от вас откажется. Но, я думаю, это весьма и весьма вероятно, поскольку, во-первых, я настоятельно ей посоветую так поступить, во-вторых, я пользуюсь уважением и любовью своей дочери, и, в-третьих, она всегда прислушивается к чувству долга.
Морис Таунзенд снова принялся за свою шляпу.
- Я тоже пользуюсь ее любовью, - заметил он, помолчав.
Теперь и доктор впервые выказал признаки раздражения.
- Это что же - вызов? - спросил он.
- Называйте как хотите, сэр! Я от вашей дочери не отступлюсь.
Доктор покачал головой.
- Не думаю, что вы станете всю жизнь вздыхать и тосковать о Кэтрин. Вы для этого не созданы, ваша судьба - наслаждаться жизнью.
Морис рассмеялся.
- Тем более жестоко с вашей стороны противиться моему браку! Намерены ли вы запретить дочери видеться со мной?
- Она не в том возрасте, чтобы ей запрещать, а я не персонаж старинного романа. Но я ей настоятельно порекомендую порвать с вами.
- Я думаю, она не послушается, - сказал Морис Таунзенд.
- Возможно. Но я сделаю все, что в моих силах.
- Она зашла уже слишком далеко, - продолжал Морис.
- Слишком далеко, чтобы отступить? Тогда пусть просто остановится.
- Слишком далеко, чтобы остановиться.
С минуту доктор молча смотрел на него; Морис уже взялся за ручку двери.
- Вы говорите дерзости.
- Больше я ничего не скажу, - отозвался Морис и, поклонившись, вышел.
13
Можно подумать, что доктор был слишком утерей в своей правоте, и именно такого мнения держалась миссис Олмонд. Но, как сказал доктор Слоупер, он составил мнение о Морисе Таунзенде; это мнение он считал окончательным и менять его не собирался. Всю жизнь доктор занимался изучением окружающих (это входило в его профессию), и в девятнадцати случаях из двадцати его оценка оказывалась верной.
- Может быть, мистер Таунзенд как раз двадцатый случай, - предположила миссис Олмонд.
- Может быть, хотя и сомнительно. Однако, чтобы не вынести предвзятого суждения, я все же произведу еще одну проверку: поговорю с миссис Монтгомери. Почти уверен, что она подтвердит мою правоту; но тем не менее не исключаю и обратное - она может доказать мне, что я совершил величайшую ошибку. В таком случае я принесу мистеру Таунзенду свои извинения. Я помню твое любезное предложение. Но, право, нет нужды приглашать ее сюда, чтобы нас познакомить. Я просто напишу ей откровенное письмо, расскажу, как обстоит дело, и попрошу разрешения навестить ее.
- Едва ли она будет с тобой столь же откровенна, сколь ты с ней. Что бы ни думала эта несчастная женщина о своем брате, она примет его сторону.
- Что бы она о нем ни думала? Сомневаюсь. Сестринская любовь редко простирается так далеко.
- Когда речь идет о тридцати тысячах годового дохода... - проговорила миссис Олмонд.
- Если она примет его сторону ради денег, она - мошенница. Если она мошенница, я ее сразу раскушу. А раскусив ее, не стану тратить на нее время.
- Она не мошенница, а весьма достойная женщина. И она не даст брату подножку только потому, что он эгоист.
- Если его сестра стоит того, чтобы с ней говорить, она охотнее даст брату подножку, чем позволит ему дать подножку Кэтрин. Кстати, она встречалась с Кэтрин? Они знакомы?
- По-моему, нет. С чего бы мистер Таунзенд стал сводить их вместе?