33
Доктор Слоупер понемногу оставлял свою практику; он посещал теперь лишь тех пациентов, чьи болезни казались ему любопытными. Он снова ездил в Европу и пробыл там два года; Кэтрин ездила вместе с ним, и миссис Пенимен на этот раз тоже приняла участие в путешествии. Европа ничем не поразила миссис Пенимен; оглядывая даже самые романтические окрестности, она часто говорила: "Все это кажется мне таким знакомым". Добавим, что подобные замечания обычно были обращены не к брату или племяннице, а к другим путешественникам, если таковые оказывались поблизости, или даже к проводнику, или к какому-нибудь пастуху, стоящему неподалеку.
Однажды, по возвращении из Европы, доктор сказал дочери нечто, заставившее ее вздрогнуть, - таким далеким прошлым повеяло на нее от его слов.
- Мне хочется, чтобы, прежде чем я умру, ты дала мне одно обещание.
- Почему ты заговорил о смерти? - спросила она.
- Потому что мне шестьдесят девять лет.
- Я надеюсь, что ты проживешь еще очень долго, - сказала Кэтрин.
- Я тоже на это надеюсь! Но в один прекрасный день я сильно простужусь, и тогда уже ничьи надежды мне не помогут. Именно так придет ко мне смерть; когда это случится, вспомни мои слова. Обещай мне после моей смерти не выходить за Мориса Таунзенда.
Услышав это, Кэтрин, как я уже сказал, вздрогнула. Вздрогнула, но ничего не сказала и еще некоторое время сидела молча.
- Почему ты вспомнил о нем? - спросила она наконец.
- Ты на все отвечаешь вопросом! Я вспомнил о нем, а мог бы вспомнить о ком-нибудь другом. Как и многие другие, он время от времени появляется в обществе и по-прежнему ищет себе пару - он уже был женат, но теперь снова свободен; не знаю, какими средствами он избавился от своей жены. Он в Нью-Йорке, и захаживает к Мэриан, твоей кузине. Твоя тетка Элизабет видела его там.
- Мне они о нем не говорили, - сказала Кэтрин.
- Это их заслуга, а не твоя. Он растолстел, облысел, однако состояния так и не нажил. Но этого, по-моему, недостаточно, чтобы уберечь тебя от его чар, поэтому я и прошу тебя обещать не выходить за него замуж.
"Растолстел и облысел"... - странно было Кэтрин слышать это, ибо память ее хранила образ прекрасного юноши.
- Боюсь, что ты не понимаешь, - сказала Кэтрин. - Я очень редко думаю о мистере Таунзенде.
- В таком случае тебе будет нетрудно и после моей смерти думать о нем так же редко. Обещай мне это.
Кэтрин снова надолго замолчала. Просьба отца взволновала ее разбередила старую рану, вернула былую боль.
- Боюсь, что не могу тебе обещать, - сказала Кэтрин.
- Ты бы доставила мне большое утешение, - сказал отец.
- Ты не понимаешь. Я не могу обещать.
Доктор помолчал.
- Я не без причины тебя прошу. Я хочу изменить свое завещание.
На Кэтрин эта причина не произвела впечатления; в сущности, она даже не поняла отца. Она чувствовала только, что отец говорит с ней тем же тоном, каким говорил много лет назад. Тогда она от этого страдала; и теперь весь ее жизненный опыт, все ее благоприобретенное спокойствие и вся ее невозмутимость восстали. Она была столь смиренна в юности, что теперь могла себе позволить проявить известную гордость, а в просьбе отца (и в том, что он считал себя вправе обратиться к дочери с этой просьбой) таилось нечто оскорбительное для ее достоинства. Кэтрин не отличалась воинственностью, и ее чувство собственного достоинства было под стать всей ее скромной особе; но нарушение известных границ задевало его; отец нарушил эти границы.
- Я не могу обещать, - просто повторила она.
- Как ты упряма! - сказал доктор.
- Боюсь, что ты не понимаешь.
- Так объясни.
- Я не могу объяснить, - сказала Кэтрин. - И обещать не могу.
- Клянусь честью! - воскликнул отец. - Я и не знал, до какой степени ты упряма!
Кэтрин знала, что она упряма, и даже радовалась своему упрямству. Она была уже в летах.
Примерно через год случилось то, что предсказывал доктор: он сильно простудился. Однажды в апреле он поехал в Блумингдейл (*13) навестить душевнобольного, которого содержали в частном приюте; родные непременно желали показать его известному врачу. В дороге доктора застиг весенний ливень, а ехал он в открытой коляске и промок до нитки. Добравшись до дому, он почувствовал зловещий озноб и к утру сильно занемог. "У меня воспаление легких, - сказал он Кэтрин, - и я нуждаюсь в тщательном уходе. Это мне не поможет, ибо я уже не встану; тем не менее я хочу, чтобы все, решительно все, делалось так, словно я могу еще поправиться. Я не терплю плохих сиделок; соблаговоли ухаживать за мной так, как если бы ты верила, что еще есть надежда". Он сказал, кого из коллег пригласить к нему, и дал Кэтрин множество подробных наставлений; она действительно ухаживала за отцом так, как если бы надеялась на его выздоровление. Но доктор Слоупер никогда в жизни не ошибался; не ошибся и на этот раз. Всю жизнь он отличался крепким здоровьем, но теперь ему было уже почти семьдесят лет, и болезнь одолела его.