Антоний сказал новому государю наставление, Иван Васильевич и сын его Иван Иванович поклонились венчанному на царство, ибо сами были теперь князья удельные, а Семион Бекбулатович — царь и великий князь всея Русии.
Три старших брата Шуйских — Василий, Андрей и Дмитрий были на том венчании.
— Кому же теперь станем служить? — шепнул Андрей Василию.
И глянул Василий на Андрея, да так, что тот онемел.
Когда же ехали с царского пира домой, обнял младших братьев и пошептал каждому на ухо:
— Слава Всевышнему! Иван Васильевич не отставил нас от себя! Поеду завтра в Троице-Сергиев монастырь, помолюсь за всех нас.
В монастыре узнал: архимандрит Симоновского монастыря Иосиф сложил с себя сан, остался в обители простым иноком.
Увы! Увы! Не спасло смирение монаха. Отпраздновав восшествие на престол Семиона Бекбулатовича, Грозный казнил Иосифа.
А Земский собор продолжал свои труды, хотя и почитал себя заложником царского коварства. Отречение Иоанна Грозного от верховной власти — морока. В Казани и Астрахани о том отречении не только писать, но и говорить запрещалось, говорунам языки резали.
Но Семион-то Бекбулатович — явь! В драгоценной царской порфире, с венцом великого князя всея Русии, восседал он на троне, слушая приговоры Боярской думы.
Все знали: игра! Новая опричнина! А все же были и такие, кто забывался, глядел на Семиона Бекбулатовича с надеждой: чем не царь? Величав, ласков, никому злого не желает.
Пока Земство мыкало свою новую печаль, московский князь времени даром не терял, делил царство надвое, как в опричнину. Себе взял Псков, Ростов Великий, Зубец, Ржев, Шелонскую пятину Новгородской земли, Казань и многие другие земли. Царю Семиону Бекбулатовичу отошли Владимир, Муром, Мценск.
В Думу Иван Васильевич с сыном своим Иваном Ивановичем являлся не иначе, как в свите митрополита Антония, сидел в задних рядах. Да вот только в «удел», на свою службу Иван Васильевич мог взять любого дворянина великого князя, а великому князю Семиону Бекбулатовичу принимать из «удела» было настрого запрещено. Правду сказать, перешедший к Грозному терял свои поместья на земле царя Семиона, но получал от Ивана Васильевича новые в землях удела.
Братьям Шуйским, Василию и Андрею, тоже были пожалованы угодья в Шелонской пятине.
Пришла осень, пошли дожди, полились обильно новые людские слезы.
Разобравшись с уделом, Иван Васильевич устроил Удельную Думу. Сыск поручил постельничему Дмитрию Ивановичу Годунову, заодно пожаловал чином боярина. Стал боярином Афанасий Нагой, а брат его Федор — окольничим.
Власть для того и власть, чтобы властвовать.
Как молнией поразило гневом Грозного близких людей царевича Ивана. Скатилась с плеч голова его троюродного брата Протасия Васильевича Юрьева-Захарьева. Бомелей назвал, а Грозный вспомнил. Возвратили из десятилетней казанской ссылки боярина князя Петра Куракина — и сразу на плаху. Расправился Иван Васильевич и с бывшими опричниками. Отрубили голову князю Даниле Друцкому, проредили род Бутурлиных. За усердную службу казнили боярина Ивана Бутурлина, его братьев окольничих Дмитрия и Бориса. Иону Бутурлина зарезали дома, вместе с сыном и с дочерью.
Посылал своих псарей удельный Московский князь и в приказы. За приказным столом задушили дьяка Иосифа Ильина, трех подьячих, прибили пятерых крестьян-просителей, чтоб страстей потом не рассказывали.
Из Архангельского собора, не дождавшись конца службы, выхватили соборного протопопа Ивана — хранителя царских гробов. Пролить кровь священника постыдились — утопили.
Кончилось наконец разбирательство дела архиепископа Новгородского Леонида. Зашили беднягу в медвежью шкуру, пустили двух-трех собак, и тут Иван Васильевич помиловал архипастыря. Посадили в яму на хлеб и воду. После дыбы, после кнута, прижиганий архиепископ Леонид недолго был тюремным сидельцем. Умер 20 октября.
Насытившись пролитой кровью, удельный князь тишал.
Было заведено два сыскных дела — на Крутицкого владыку Тарасия и на владыку Антония. Доносчики обоих обвиняли в неблагочестии. Дело Тарасия тянулось уже целый год… Но удельный князь, слушая новые доносы на иерархов, помалкивал.
И вдруг слетел, как орел с гнезда, напал на птицу великую, на гнездовье богатейшее. Федец Нагой с двумя сотнями царских слуг наехали ночью на двор боярина, родного брата покойной царицы Анастасии, на дядю Ивана Ивановича, почтеннейшего, Богом береженного Никиту Романовича Юрьева-Захарьина. Подчистую ограбили. Вывезли из дома, из кладовых, из погребов все, что там было, даже лошадей увели.