- Четыреста шестьдесят тысяч рублей - поднял свой лот Николай Николаевич Скворцов. С отцом они не были в приятельских отношениях, всегда спорили, и теперь для родителя будет дело принципа обыграть Николая Николаевича.
- Надо же! Господин Скворцов. Скорее, Костя, поднимай свой лот. Хотел бы я нос ему утереть.
- Скворцов был хорошо знаком со старшим Ольшанским. Он много раз был у него в имении, и не сомневаюсь при каждом визите обегал шустрым взглядом каждую мелочь. Не сомневаюсь , что этот прыткий старый крыс знает поместье наизусть.- услышал я рядом с собой.
Скворцова я знал плохо, но эта персона отталкивал от себя даже незнакомцев. Я удивлён, что Евгений Петрович приглашал его к себе на чашечку чая. Скворцов имел хитрый змеиный, порой, даже совсем, нечеловеческий взгляд. Однажды, один из крепостных мужиков убил передо мной гадюку, и я внимательно рассматривал труп опасного животного. Николай Николаевич имел такое же длинное тело, как эта гадюка и худые маленькие ручки.
- Четыреста шестьдесят тысяч раз...
- Четыреста восемьдесят тысяч рублей! - поднял свой лот я.
- А это, Василий, юный Снегов. Сын Василия Снегова. Василий Вячеславович со старшим Ольшанским были близкими друзьями. Если Константин выкупит имение, то дом не пропадёт.
- Четыреста девяносто пять тысяч рублей! - выкрикнул Скворцов.
- Пятьсот сорок тысяч рублей - опередил аукционера я.
Николай Николаевич замялся. Он был очень скупым человеком, такие люди не готовы за столь скудное имение отдать такие большие деньги, но с другой стороны обойти моего отца было и для него делом принципа.
- Шестьсот тысяч рублей! - это была огромнейшая сумма. Отец показал мне едва заметным жестом, чтобы я прекращал.
- Шестьсот тысяч рублей раз... Шестьсот тысяч рублей два...Шестьсот тысяч рублей три! Продано!
- А как же Ваша жизненная позиция «Бери своё или умри»? - обратился я к отцу.
- Только дурак отдаст за худое место такие огромные деньги. Скажи-ка мне, я похож на дурака?
- Отнюдь.
И всё же мы подошли к Николаю Николаевичу. Я пожал ему руку и поздравил с тем, что он ради азарта потерял хорошую сумму, на которую мог бы купить отличный участок где-нибудь в более надёжном месте. Правда, сказал я это другими словами и улыбнулся самой искренней улыбкой.
Аукцион закончился ужином, на который мы с родителем не остались. Отец был настолько счастлив, что не связал свою жизнь с худым местом, что на мой каприз насчёт перевоза в его имение пару моих лошадей ответил однозначным согласием.
- И всё же, я бы хотел приобрести этот участок, ради библиотеки. Что если, мы выкупим библиотеку у Скворцова? - мы сели в свою повозку. Родитель зажёг свечи и вновь принялся за чтение изученного до дыр листка газеты.
- Я соберу тебе отличную библиотеку, найду книги, даже самые редкие, но к Скворцову ты не подойдёшь, это опасный идиот. Ради того, чтобы мне насолить он выберет самые изощрённые методы, пойдёт на самые низкие и подлые поступки. Не связывайся с этим человеком никогда.
И всё же, по приезде домой, я нарушил запрет отца. Это случилось через два месяца после аукциона. Любопытство меня грызло. Если не купить, то я бы хотел узнать планы Скворцова на книги. Может быть, он сам любит читать? Тогда, моя душа будет спокойна.
Перед тем, как нанести ему тайный визит, мы с отцом отправились в гости к Древновым. Он - на неделю, я - на три дня. С главой семейства Романом Владимировичем родитель дружил с детства. А теперь, как я недавно узнал, собрались породниться через нас, детей, объединив крепкими узами брака.
Дочь Романа Владимировича Любовь Романовну я видел лишь однажды, в десять лет, перед отъездом к бабушке. Она мне показалась неказистой: маленькая с ужасными веснушками на носу, капризная. Мы с мальчишками её дразнили. Не хотел бы я на ней жениться, если она не поменяла характер избалованной принцессы. А я вырос ненавистником капризов, слёз, дурости, злости и инфантильности. Это описание высшего света, и его я возненавидел. За красотой платьев и золотых украшений лишь лицемерие и чернота.
У супруги Романа Владимировича был день рождения. Поэтому, кроме нас Наталья Семёновна пригласила ещё пять семей: её друзья Астахановы, Голенёвы, Лапшинские и друзья семьи Резницкие и Огарёвы. Все мне были знакомы. Кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше. Лапшинских я знаю через бабушку. Она, как самый проницательный человек из всех, что я видел, сказала, что это семья хорошая. И правда, при первой встречи я полюбил своим большим детским сердцем Дарью Михайловну, почти так же как полюбил родную матушку, которая умерла от лихорадкки, когда мне было четыре года.