Сашка пришел весь в слезах и… без хлеба.
Ленька тряс братишку, как грушу:
— Хлеб где, хлеб?! Отобрали?
— Съе-елся! — взвыл Сашка. — Я корочку отломил, отел попробовать, а он взял и сам съелся. Ей-богу. Не бей меня, Лень, ну не бей!
Ленька выбежал на улицу.
Миновав железнодорожную станцию, он вышел к рынку. Пошел туда, где продавали еду. А в ладони мок и разбухал один-единственный рубль.
Ленька подышал запахом настоящих мучных лепешек, ухватил из мешка щепотку мелких семечек, под ругань торговавшей бабы сунул их в рот — попробуй отними. Грызть семечки Ленька не стал, а разжевал вместе с шелухой. Кашица получилась сладкая, и шелуха почти не чувствовалась.
Потом Ленька глазел на ученую морскую свинку. Зверюшка безостановочно одаривала людей счастливыми билетами, стоило только дать слепому инвалиду рубль.
Но рубль было жалко, да и есть после этих семечек захотелось еще сильней.
Ленька сходил на колонку, напился холодной воды — стало немножко лучше. И вдруг он увидел мандарины. Настоящие, крупные, желтые! Шесть фруктовин охранял хмурый нерусский человек.
Слюна моментально заполнила Ленькин рот. Он зло, длинно сплюнул и купил жвачку. Это была настоящая жвачка, из канифоли, а не черный липкий гудрон, который постоянно жевали нахаловские и кирзаводские ребята.
Ленька бродил по базару и жевал жвачку. Ноги сами почему-то несли его к мандаринам. Их осталось четыре. Хозяин золотых шаров подозрительно смотрел на пацана и вежливо ругался:
— Иди, пожалуйста, ко всем чертям!
Потом Ленька увидел еще одно чудо: высокий худой дядька в очках продавал костюм. На руке болтались черные узкие брюки, а с плеча свисал смешной длинный пиджак с разрезами. Ленька сроду ни на ком не видел таких длинных пиджаков. Пуговицы пришиты только сверху, а дальше полы пиджака разбегались в разные стороны.
Дядька задрал вверх свою седую голову, прикрыл глаза и ни на кого не обращал внимания. Он не расхваливал свои товар, не торговался, как назначил цену, так и стоял на своем. Изредка этот странный человек выговаривал непонятные для Леньки слова:
— В мире есть царь, этот царь беспощаден…
А вокруг дядьки говорили понятно:
— Заграничная, видать, одежа — чистая шерсть.
— Пиджак-то перешивать надо.
— В таком же пиджаке мужик палкой перед оркестром махал, я до войны видела.
В толпе суетился коренастый парень с лиловой бородавкой на носу:
— Я знаю этого музыканта. Рядом живем. День и ночь на рояле бренчит. Сам себе играет. Работать не хочет, а на рояле бренчит. Вишь, пальцы-то, как у шкелета, — картошку ни разу не садил.
А старый музыкант не слышал этих слов, он с беспокойством поглядывал в сторону ларька с мандаринами.
Но вот купили этот странный костюм. Полный бумажник денег у старика. Ух, сколько денег!
Старый сразу же к ларьку припустил. Старый, а бегом бежит.
На ларьке три мандаринины осталось.
Музыкант все купил, не торговался даже.
Ленька видел, как старик складывал в сумку хлеб, картошку. Теперь-то он не сомневался, что это тот самый богач, которого заприметил на базаре Алька Кузин. Точно — богач: накупил столько, а денег еще целая куча.
Старик выбрался с базара и пошел к станции.
Ошалевший от голода Ленька брел за ним как во сне. Жвачка во рту испортилась, тянуться перестала, ломкой сделалась. Обычно такой порции на целый день хватало, а эта сразу сжевалась. Челюсти трещат, а есть еще сильней хочется.
Подошел рабочий поезд, и старый музыкант поднялся в последний вагон. Ленька тоже влез — и поезд тронулся.
Музыкант сел на скамейку. Справа от него примостился базарный парень с бородавкой на носу. Сидит, семечки щелкает.
Ленька слева пристроился. Музыкант нахохлился над своей сумкой. Между ног ее держит. В сумке хлеб и картошка. Мандарины в пиджаке — вон карманы-то оттопырились.
Ленька подвинулся поближе к старику. Тот заглядывал в какой-то блокнот с поперечными линиями. На линиях повисли похожие на головастиков закорючки.
Ленькина рука потянулась к карману, нащупала мандарин…
А с другой стороны из кармана музыканта тянул бумажник парень с бородавкой.
Ленька выдернул мандарин первым.
Музыкант встряхнулся, бородавочный руку отдернул.
Глаза старика казались большими и страшными. Они мертво вцепились в Леньку и не двигались.
Ленька ойкнул и бросил мандарин. Пулей выскочил в тамбур, а сзади орали:
— Держите вора!
Ленька по каким-то шлангам полез на крышу. Вагон сильно качало. Это, наверно, потому, что он последний. Ленька переполз на середину и залег. Внизу грохотало, вверху выл ветер, вокруг кружился лес, а впереди после изгиба показалась Долгая гора, по которой, Ленька это знал, поезда ходили пешком.