Прошли ельником, потом долго двигались старым сосновым лесом, потом болотину одолели.
Исак Гаврилович Кудрин шел впереди. По всему чувствовалось, что дорогу к Дальней Елани он знал преотлично.
И к Рыжухе старик подошел запросто, потрепал по холке, пошептал лошади в ухо, сунул ей ладошку в рот, и кобыла жеванула что-то вкусное.
Потом Исак Гаврилович стал дотошно осматривать лошадь.
Все стояли вокруг, переживали — какой приговор вынесет ветеринар.
А он сказал:
— Дело поправимое, только с неделю лошадь кормить-холить надо и не давать ей двигаться.
— Мы дежурство установим, — сказал Аркаша.
— Круглосуточное, — добавил Алик Чупин.
— Ее не только вылечить, ее спрятать надо. Здоровую, ее у дяди Прокопия не отберут, — сказал Васька Нестеров.
— Пошли! — решительно сказал Кудрин.
Кудрин вел под уздцы Рыжуху, говорил Худышкину:
— На этой елани был наш лагерь. Палатки стояли, шалаши.
— И Василий Ершов здесь схоронен? — начал оглядываться на елань Николай Иванович.
— Нет, его могила чуть подальше, у Подземного царства.
Кудрин продолжал идти сквозь чащобу.
Рядом с ним шел Худышкин, сзади хромала Рыжуха, а за ней шагали ребята.
— Ты бывал здесь? — спросил Вадик Ваську.
— Непроходимыми эти места считались.
— Да, «непроходимыми», а тропинка вон какая выбита!
— Старик это протоптал, ветеринар-то.
Между тем Кудрин вышел на небольшую поляну, окруженную могучими кедрами и соснами. Сквозь высоченную, по брюхо Рыжухе траву, пробивались бело-лучистые ромашки. В середине поляны разросся вишневый колок. Некоторые ягоды уже набрали соку и выделялись красной яркостью.
Но никто из ребят не остановился возле ягод — все двигались за стариком Кудриным.
Как-то незаметно неведомая таинственность опустилась на эту незнакомую ребятам поляну. Потемнели кедры, солнце упряталось за хмурую тучку, и длинные тонкие его лучи не могли оттолкнуть эту хмурость.
Старик вдруг остановился. Опять что-то нашептал — сказал Рыжухе, и та послушно отхромала в сторонку, склонилась к траве.
— Ну, кто первый? — спросил старик.
И все увидели, что он стоит на краю заросшей папоротником обрывистой ямы.
— Ну, кто первый? — снова спросил Кудрин.
— А что там? — почему-то шепотом лепетнула Маринка.
И только Васька Слон спросил сердито:
— С Рыжухой-то что?
— Через неделю на ней кататься можно будет, — ответил Старик. — И никто ее здесь не найдет.
— Тогда я первый, — сказал Васька и спрыгнул в яму. Спросил оттуда с видом человека, которому до смерти надоели все эти таинственности:
— Ну, а дальше что?
Старик стоял вверху, подсказывал негромко:
— Пройди вперед, еще, еще. Стоп! Видишь дыру? Раздвинь тихонько папоротник и нагнись. Смелей, смелей. Смотри в это окошко.
На дне ямы, чуть в сторонке, в глубь земли глядела дыра, вот к ней-то и прильнул Васька.
Прошло минут пять, а Васька все не поднимался.
— Ну чего ты там, Васька? — начал нервничать Вадик.
— Не мешай ему, — строго зашептал Старик. — Он видит Подземное царство!
Наконец Васька Слон выбрался из ямы. Весь он был переполнен удивлением и радостью.
— Что, что там? — не терпелось Вадику.
Васька ничего не ответил.
Поочередно в Подземном царстве побывали все. Вылезали оттуда ошарашенные, обалдевшие. Становились в сторонку, молчали.
Последним к подземному окну приник Худышкин.
Он смотрел в глубь земли, а видел чистое небо, сверкающее, убежавшее от тучи солнце, видел высокую траву, могучий кедр, даже белку на нем.
Действительно, это было Подземное царство.
Худышкин смотрел во все глаза. Вот рядом с кедром появилась знакомая прихрамывающая Рыжуха…
Худышкин вылез наверх.
Кудрин отводил ребят к Вишневому колку.
Там среди кустов были поставлены две скамейки, а между ними холмилась невысокая могилка. Стоял грубо обтесанный треугольный камень-памятник. «Василий Ершов — пионерский вожатый. 1908—1923 гг.» — было написано на памятнике.
Старик кивнул на могилу, улыбнулся.
— Это Вася Подземное царство обнаружил. А вишни мы высадили уже потом, когда стали взрослыми. Собирались здесь в тридцать третьем году. Поклялись в сорок третьем собраться, но… война, и здесь никого не было. В пятьдесят третьем и шестьдесят третьем сюда приезжало трое, еще через десять лет — двое, а теперь из тех ребят я один остался.
— Расскажите, пожалуйста, с самого начала, — попросил Аркаша.