Парни, как кошки на воробья, на «икону» набросились. К забору отошли и давай там руками махать — разговаривать.
Минут десять они между собой беседовали. Потом коротконогий с «иконой» в руках подошел ко мне:
— Сколько ты за нее хочешь, папаша?
— Да чего, — говорю, — мы люди простые, цены настоящей не знаем, а только дров на зиму не хватит. А вот привезете машину дров к воротам — отдам вам эту доску. Торговаться, ребята, бесполезно, давайте езжайте с богом, мне дело делать надо.
Сам чурку на попа поставил и колуном по ней ахнул.
Уехали «музейники».
Гляжу, а дня через три к моим воротам «КамАЗ» с дровами прибыл. Полнехонька машина. А чурки! — вполовину березовые, вполовину листвянки.
Давешний шустрый коротконогий из кабины выскочил и сразу быка за рога:
— Давай, папаша, нашу икону.
Не знаю, может, и я тут каким-нибудь нехорошим человеком выступил, но что «знатоков» этих надул, нисколько не каюсь.
А дровами этими мы до сих пор топим.
ДЕД СИЛУЯНОВ
Семьдесят четыре года ему. Левой ногой шажочек сделает, правую приставит и стронется вперед сантиметров на десять-двенадцать. Тросточку шевельнет, снова на шажок продвинется.
Так двигается дед к курилке — курить он очень любит.
Дед Силуянов покурил, потом раз-раз — такими же шажками за кипяченой водой направился. Принес, а половина стакана расплескалась, старческий колотун в руках у деда. И пить он снова хочет.
Сходили ребята, достали графин, набухали полнехонький — пей, дед.
Ой, какой благодарностью переполнились глазки Силуянова…
…Мы заметили, что дед только столовское ест, что не ходит к нему никто. Угощать стали кто чем. Отказывается дед, стесняется. А сам, несмотря на свою грыжевую неходячесть, что-нибудь для палаты сделать пытается: то форточку откроет, то кнопку нажмет — сестру вызовет.
Отогрелся душой старик. Рассказывает, как воевал. Лучше пулемета Дегтярева и надежней ничего Силуянов не встречал.
— Дед, ты один, что ли, живешь? — интересуются ребята. — Почему к тебе никто не ходит?
— Пошто один. Сын есть, Витька. Невестка есть, Аня. Хорошие они, добрые. Похоронить обещали, пенсию я им за два месяца оставил.
…Сегодня операционный день, а приготовившемуся к операции деду Силуянову сказали:
— Идите домой, дедушка. Позвоните кому-нибудь, чтоб за вами приехали.
— Да я ничего, я сам добегу, — хорохорится дед. — А чего резать-то не стали?
— Терапевт запретил. Сердце у вас, годы и вообще…
— Ну, ну, понимаю. Я ведь шибко-то за нее не цепляюсь. Опять же Витька с Анькой похоронить обещали.
Мы скинулись деду на такси.
— До свидания, добрые люди, до свидания, товарищи. Прощайте.
И сказал вдруг грустно, как бы самому себе:
— Я ить их штук двести ухлопал на фронте. Пулемет Дегтярева очень даже надежным был. Ну, а счас пора самому тех немцев проведать. Давно, чать, ждут меня.
Дед тросточку стронул, шажочек произвел, сдвинулся маленько. Еще раз, еще… Прощай, дед Силуянов.
КТО КУДА ЕДЕТ
Наш поезд скорый. «Урал» называется. Из Свердловска до Москвы почти без остановок катит. Первая остановочка в Перми. Потом в каком-то Балезино на минуточку, а потом аж в Кирове.
Так вот в этом Балезино история приключилась. Не успел поезд остановиться, а уже тронулся. А в дверь вагона стучат.
— Кто там? — кричит проводница.
— Ой, открывай, девонька! Ой, упаду.
Появилась в вагоне перевязанная подушка и узел с чем-то мягким. Потом старушка в коридор втиснулась.
— Куда вы едете? Где ваш билет? — шумит сзади проводница.
— Счас я, девонька, счас, — успокаивает проводницу старуха. — Только вот согреюсь маленько. Больно руки озябли за железные-то держалки держаться. Железные у вас в вагонах держалки.
А поезд не зря скорым назвали. Умчалось в ночь неведомое Балезино. Одна луна настырно качается за окном, высвечивая обмороженные сосны.
— Билет давай, бабушка. Какое место у вас?
Бабушка подала билет, а проводница села прямо в коридоре. Там у стенки уступчик такой есть, вот она на него и опустилась. Глаза в билет пялит, что-то сказать хочет, а не может.
А старушка тоже сбоку примостилась. Вздыхает старушка:
— Как меня Нюська-то встретит, обмерзнет вся…
— Вы куда, бабушка, едете? — почему-то шепотом спросила проводница.
— А в Глазов я, девонька. К Нюське. В билете же там все написано.
Проводница еще раз глянула в билет. Сказала тихо: