— Плати, Сурок. Ты забыл наварить.
— Я платил.
— Он платил, — нахально заорали нахаловские Меченый и Вовка Субботин.
Ленька оглянулся — среди ребят не было своих, один Вовка Остроумов, но он не в счет — маленький очень, да и драться Вовка сроду не умел, это не Юрка Криков.
— Значит, я не заметил, метайся. Последний раз метайся, — выговорил Ленька.
К Сурку подбежал Меченый, что-то жарко зашептал тому в ухо. Витька согласно боднул головой.
А Меченый уже около Вовки Субботина, тоже что-то говорит в ухо. У Вовки глазки испуганными сделались, на Леньку Вовка косится.
Наконец Сурок бросил биток, он упал явно дальше Ленькиной отметины, но вдруг биток схватил Вовка Субботин и черканул отметину у самой чики — выходило, что Сурку бить первым.
А Ленька молчал. Выжидающе смотрел на подошедшего Сурка.
А рядом уже заходился Меченый:
— Че орешь! Че хлыздишь!
Ленька молчал. Смотрел на Сурка.
Елозился Вовка Субботин.
— Здорово ты метанулся, Сурок!
А тот уже склонился над коном, уже бить приготовился. Бормотал:
— Ваши не пляшут.
Ленька бросил на землю «навар», отошел к коряге. «Чика! Только чика! — думал он. — Я им покажу, как мальцов надувать. Фиг тебе, Сурок, а не деньги…»
Он метнул. Биток упал перед коном, скользнул вперед и сдвинул монеты, они накренились, нехотя скособочились и вдруг длинным змеем вытянулись вдоль главной черты — чика!
Хоть и пела душа у Леньки, а к кону он подошел не спеша, вразвалочку, не глядя на оцепеневших ребят. Спокойненько сгрузил монеты в карман. Подозвал Вовку Остроумова. Дал ему денег.
— Эй, малышня, кого еще мамка за проигрыш ругать будет? Подходи!
И вдруг заорал Аркашка Меченый:
— Не было чики!
Вовка Субботин заверещал:
— Не было, не было!
Подскочил к Леньке:
— Хлызда-блызда!
— Отдавай деньги, Лось! — криво ухмыльнулся Сурок.
Нахаловские стеной перли на Леньку. Он пятился к речке. Пронырливый Вовка Субботин забежал сзади, толкнулся кулаком в Ленькину спину:
— Чичер! Бачер!
— Приходи на вечер! — махнул кулаком Сурок, и у Леньки дернулась голова, но на ногах он устоял.
взвыл Аркашка Меченый.
Ленька не любил, когда его били, он успел смазать по трем-четырем носам, но силы были явно не равны.
Ленька шатался под ударами. С такой присказкой обычно били тех, кто, так сказать, «портил воздух».
Это точно, «кто на вечер не придет, тому пуще попадет».
Меченый подгонял пацанов бить Леньку. Всех, даже мелюзгу, даже Вовку Остроумова…
— Отдам!
Замерли кулаки и кулачишки.
— Сейчас я вам всё отдам. — Ленька смахнул с губы кровь, подобрал с земли кепку. Высыпал в нее мелочь. Не торопясь, широко он отвел руку и, не выпуская кепку, махнул ею. Желто-белый веер сверкнул над рекой и, взбулькнув, исчез в воде.
Онемело стояли ошарашенные пацаны.
А Ленька разбежался и бултыхнулся в воду вслед за деньгами. Почти не вынимая головы из воды, саженками поплыл к тому берегу. Не оглянулся ни разу, хотя вокруг булькали камни — в него бросали.
Ленька пережидал беду в землянке дедушки Хазара. Рассказал старику, что наши поймали Геринга, что Гитлер и Геббельс сдохли.
Старик цокал языком, приговаривал:
— Ай, шайтан, ай лютым зверем. Кишка им мала-мала выйнить нада. Трем мая малаем губил: Равиль, Араслан и Мишкам. Какой батыр помирал. Бабу голод пухлым делал — тоже помирал… Кишка из Гитлер таскать нада… Один я Газизов остался.
— У нас в бараке у одного мальчишки тоже все померли.
— Ай, ай! — покачал головой Хазар. — Сколько лет малаю? Как зовут?
— А я и не знаю, — признался Ленька. — Все его Доходягой называют.
Старик возился с переметом — цеплял самодельные, из булавок и отожженных иголок сделанные крючки. Бурчал:
— Каждому людям имя нада. Я — Газизов. Ты — Ленькам… Где живет, говоришь, который без имени?
— Да в нашем шестом бараке. Первая дверь налево. Кухня там… Пойду я, дедушка Хазар. Коза у меня одна.
Ленька уже выбрался из землянки, а старик еще спросил:
— А как Гитлер — зверем подыхал? Чего газетам калякает?
— Я не знаю подробности. Вроде яду налопался и сдох. Мы вам сюда, дедушка Хазар, наушник проведем, — пообещал Ленька. — Юрка Криков без электричества умеет.