Помог обустроиться, занес вещи и распрощался.
Правда, ненадолго: когда Ковь после ужина спустилась поблагодарить повариху, она встретила его на кухне.
— Здрасте, госпожа магичка! Что, кушанья не понравились?
Ковь перевела взгляд с Кенсвена на зардевшуюся повариху. Некстати вспомнился Васка с его дурацкими шуточками. Запоздало поняла, на что он намекал. И дался ему этот Рык!
Вот уж кому нельзя было волноваться, так это поварихе: судя по животу, девятый месяц как нельзя. А она работает. Да и старовата она, чтобы рожать: на первый взгляд лет на пять постарше… мужа? Вот сейчас Ковь и проверит, мужа ли.
— Нет, что вы. Зашла поблагодарить за ужин. Очень вкусно: мы с другом по дорогам уже долго бродим, но такой стряпни не пробовали. — искренне улыбнулась она. — и вам спасибо, и правда — чудесное место.
— Что же вы хозяйку не благодарите? — Пискнула повариха.
— Так не она ж готовила! А что, помешала? — Ковь подмигнула поварихе, и та несмело улыбнулась в ответ.
— Нет-нет, этот обалдуй, мой муженек, уже уходит. Только…
— Мне хозяйка сразу не понравилась. — Правильно поняла намек Ковь, — Кухня ваша, а от пары горстей крупы никто еще не обеднел. А она на всех так косится? Как кобыла на змеюку, право слово.
— Высокородных любит. — Охотно отозвалась повариха. — Тех, кто попроще — не очень, но терпят, если платят в срок. Магиков выносит еще… А вот магичек… Штаны! — Передразнила она, — Непотребство! Муж у нее поумнее, так что лучше просто пореже с ней встречайтесь. Уж простите, что этот болван вас сюда привел…
— Да нет, вы чего, я все понимаю, не дура, чай. Место хорошее, в храмовом городе лучше и не найти для нашей сестры.
Ковь хотела было уже уходить, чтобы не мешать парочке и дальше мирно себе чаевничать, но Кенсвен встал первым. Чмокнул жену в щеку.
— Спасибо, Люта, я побежал. До свидания, госпожа магичка.
И ушел уже совсем.
Ковь не удержалась. Как только за Кенсвеном закрылась дверь, она спросила не без восхищения.
— и не страшно вам работать?
— Почему должно быть? — Проследила за взглядом Кови, погладила свой огромный живот, — нет, не страшно. Что на кухне может случиться? Да и лекарь у хозяйки прикормленный есть, самый что ни на есть настоящий, с лицензией. Стоит закричать — и ребенка примут, как у благородных принято. Лучше бы, конечно, дома, да повитуха, а не мужик, но тут уж как получится…
— А…
— Знаю, знаю, поздновато. Но так Гарра лет не считает, когда дары раздает. А вы… правда магичка, да? — С каким-то детским любопытством спросила Люта.
— Ковь. Меня так зовут, Ковь. Самая что ни на есть! — и зажгла на ладони крохотный огнешар.
Люта восхищенно охнула.
— А еще чего можете? Про магичек самые разные слухи ходят!
Кови почему-то вспомнилась Кирочка с ее делано-детским восхищением. Она мигом отогнала дурные ассоциации, откуда вообще у нее эта паранойя? От Васки заразилась?
Милая тетечка. Хоть и пожилая, но видно, что душой молода. Дети ее, наверное, очень любят. Так и пышет жизнью и здоровьем. Этакая пышечка-хохотушка: полные руки с ловкими пальцами, ямочки на локтях, низенькая, чуть тронутые сединой у корней волосы убраны под чепец, как и положено добропорядочной матроне. Голубые глаза в сеточке тонких морщинок, широкий улыбчивый рот, нос пуговкой.
— Ну, не так много. — Скромно ответила она. — Со своей родной стихией… Огонь у меня. С нечистью там договориться — если у вас домовой лютует, скажите, я поправлю… Будет ласковый и смирный, первый помощник. Будет дочка, я попрошу, чтобы он ее покачал в колыбельке, домовые — народ привязчивый. Научит своим штучкам. Хорошей хозяюшкой вырастет, болеть не будет. Хотите?
— Не задаром, конечно?
— Ну так каждый кормится, чем умеет. Магия — моя работа. — Ковь развела руками.
— Ничего-ничего, оно и понятно. А еще чего можешь? — Показалось, или тон у Люты сал значительно суше?
Может, не стоило упоминать нечисть? Есть и такие темные люди, что домовых боятся, город-то храмовый, да не просто храмовый, тут главные — солнцепоклонники…
Ох, когда же она начнет думать прежде, чем говорить?
— Ну… в Академии нас всему понемножку учили. Даже целительству. Вывих там вправить, перевязку сделать… — Тут Ковь снова посмотрела на живот Люты и решила упомянуть то, чем больше всего гордилась, — Роды принимать могу. Вот.