— Я не буду…
— …читать чужую переписку? — Хмыкнула Кирочка, обнажая острые зубки, — Так мы вроде друг другу не чужие? Не чужие же? А это мой папочка написал… твоему братику.
Васка скомкал письмо в руке, посмотрел на Киру строго.
— Нет.
— А вот и да! — Топнула ногой Кира.
Для того, чтобы щелкнуть ее по носу, пришлось нагнуться.
— Думаю, я просто спрошу у Ложки.
Кира тут же уцепилась обеими руками за его руку, притихла, склонила голову на бок.
— А он обещал мне, что ответит. — Наконец сказала она. — Значит, мое расследование и не нужно, да? Раз он сам ответит… и ты не будешь…
Да ладно? Неужели созрел рассказать? И тут без маленькой хитрюги уж точно не обошлось. Да уж, она всегда добивалась своего — не нытьем, так катаньем.
Васка погладил ее по голове. Присел на корточки. Под каблуком треснула картофелина: придется сапог чистить, ну да и ладно.
Кира уже очень долго вела себя, как маленькая девочка, и иногда слишком вживалась в роль. И в такие моменты Васка всегда играл по ее правилам, не желая рушить своим скепсисом все то, что она так тщательно выстраивала.
— Ты не чужая. Правда. И ты очень помогла. Он же тебе обещал? Значит, ты захватила его врасплох и выбила у него обещание, а я вот так и не смог! И теперь-то он не отвертится, да?
Кира уткнулась в его плечо, не отпуская руки. Потерлась носом: ну вот, теперь вся рубашка в русалочьих соплях, еще и ее стирать…
Прошептала почти неслышно:
— Помиритесь… хорошо?
Ну вот как тут отказать?
Утро следующего дня не закончилось безобразным скандалом лишь потому, что Васка слишком хорошо помнил просьбу Кирочки и повторял ее как мантру.
— Ты не могла бы еще раз? Я, кажется, не так расслышал.
— Ложка предложил мне пару лет счастливого фиктивного брака. — Терпеливо повторила Ковь.
Васка тоскливо глянул в окно. Да, формально, конечно, она пришла к нему с утра, но по сути — это была ночь, но очень, очень глубокая.
У Васки слипались глаза, ломило спину, ныли мышцы рук, очень хотелось спать или хотя бы достать меч, старое тренировочное пугало и хорошенько размяться. А то совсем забросил тренировки, стоило только в замок приехать, расслабился, а опасность — она и дома опасность.
Хотя есть ли в этом хоть какой-то смысл? От Ложки с его потрясающими идеями меч не поможет, нечисть Ковь прекрасно жжет и без него, а враг приходил на эти земли, если ему не изменяет память, лет триста назад и пока больше не собирается.
Да зачем он тут вообще нужен?
— Надо помириться, надо помириться… Угу. Ну, предложил. Помнится, в прошлый раз ты недолго раздумывала…
— Ну…
— и правда, что это я. Это же совершенно другой Диерлих предлагает тебе совершенно другой фиктивный брак. — Вздохнул Васка. — Ладно, ладно, не оправдывайся… и не подходи! Я что, не вижу, ты же вся трещишь…
Ковь кивнула.
Решительным шагом пересекла комнату, плюхнулась в кресло, подобрала ноги. Откинула со лба отросшую прядь, та тут же упала обратно, но у Кови не было сил воевать с ней дальше. Она нервно хрустнула пальцами и сказала резко — и, если хорошо ее знать, можно было расслышать, что и самую чуточку жалобно:
— Ты б тоже трещал. Я б на тебя посмотрела, если б тебе замуж предложили…
— Да, я бы несколько удивился. Но я не магик. — Отрезал Васка. — А был бы магиком, заколдовал бы дверь, чтобы счастливые невесты не будили меня в такую рань радостными новостями.
— Я не…
— Понимаю, ты всю ночь не спала, думала… — Уже мягче сказал Васка. — извини, ты правда… неожиданно.
— Да послушай же ты меня, дундук ты несчастный! — Рявкнула Ковь.
Пахнуло жженой тряпкой, но магичка быстро взяла себя в руки, сжала кулаки в знакомом жесте. Раздражена, не знает, что делать — и все больше склоняется к радикальному варианту. Ее любимый: все спалить, в глаз дать для верности, а уж потом думать…
— А я чем занят? — Нахмурился Васка. — Слушаю, вовсе не обязательно так кричать…
— Надо же было перекричать твою уязвленную гордость, она вопит, как резаная. — Ковь поджала губы. — Я к тебе как к другу пришла, а ты… Сидит, глаза бесстыжие трет, да еще и издевается надо мной, никакой совести у аристократов нету! Правильно мне бабушка говорила…
Васка вспомнил бабку Кови, то ли Ларысю, то ли Парысю… Сморщенную, злобную старуху, которая, единожды его увидев полуслепыми, выцветшими от старости глазами, устроила такую бучу, что Дарьяне пришлось попрать все мыслимые и немыслимые законы гостеприимства и устроить гостя дочери у соседей.