Вася даже схватил за рукав Генслера:
— Гляди-ка, и этот слуга престола революционером заделался. Видно, царь совсем пошел на дно.
Совет рабочих депутатов заседал в левом крыле дворца. Выступал меньшевик Чхеидзе, говорил о революции, о том, что власть перешла в руки Временного комитета Государственной думы.
Путиловцы не выдержали:
— А Совет? При чем здесь дума, в ней царских прислужников полно.
Чхеидзе предпочел избежать спора и не ответил. Всё это было странно, и путиловцы долго обсуждали между собой: почему власть хотят отдать думцам, когда революцию делают рабочие и солдаты?
Ночью Вася ездил на заводы. На улицах было темно. Неожиданно перед машиной вырастали вооруженные патрули, солдаты наводили винтовки в упор:
— Стой! Предъяви документы!
Показываешь пропуск, а чувство такое, точно становишься под расстрел. Кто его знает, этот патруль, чей он? Может быть, правда, революционные солдаты, а может, жандармы, известно, что их переодели в солдатскую форму. Но раздумывать некогда — винтовки наведены и щелкают затворы…
Так проходит эта ночь — какой уж там сон! Под утро город снова наполняется народом — задолго до рассвета. На Нарвской площади опять тысячи людей. Вася едет с товарищами из Таврического дворца. Надо рассказать народу о событиях.
На краю площади — большая телега с дощатой серой вышкой. Она служит для починки трамвайных проводов, но это же прекрасная трибуна! Вася быстро взбирается на вышку, и сотни людей поворачиваются к нему. Он говорит горячо и страстно, не мешает и заикание, не мешает и то, что голос стал совсем хриплым — сорван во время уличных выступлений. Он говорит о революции, о том, что она свершилась, о том, что она должна совершить…
Все эти картины мелькают в его памяти прежде, чем он засыпает, наконец. Где-то хлопают выстрелы, порывистый теплый ветер пробует рамы в окнах. Ветер, как эта революция, — предвестник весны.
Время пришло
Большевистский райком обосновался на Новосивковской. Невысокий одноэтажный дом смотрит на улицу двумя окнами — свет в них не гаснет и ночью.
Вечером большая комната райкома становится клубом. Возвращаются агитаторы, выступавшие по путевкам райкома на заводах, в казармах, на улицах, забегают на огонек товарищи из партийных коллективов, заходят рабочие и солдаты, тянущиеся к большевикам. У всех за день накопилось много впечатлений, новостей, которые хочется обсудить, и вопросов, на которые надо получить ответ.
Прежде в этом доме была чайная. От нее остался большой бильярд с вытертым до белых ниток сукном. На бильярде давно уже никто не играет. На суконном поле свалены кипы газет, плакаты и какие-то бумаги. Но вокруг толпится народ. Кто сидит на скамейке, кто устроился на самом бильярде, перекинув ноги через массивный борт. Здесь можно увидеть Станислава Косиора, парторганизатора района, совсем недавно вернувшегося из ссылки. Здесь частые гости Володарский, Толмачев и другие товарищи из ПК и Центрального Комитета.
Ребята с Путиловского, «Тильманса», «Кенига»
знают, что, если нужно найти Васю Алексеева, следует заглянуть сюда. Целый день он носится по заставе. Он бывает на заводах, произносит речи на митингах, спорит в Совете с меньшевиками, а через несколько минут дирижирует на улице импровизированным хором — размахивает свернутой в трубку газетой и запевает «Интернационал». Вчера еще это была запрещенная песня, теперь ее поют везде…
Но где бы он ни был днем, вечером Вася обязательно забежит на Новосивковскую. «На минуточку», — скажет он товарищам — и сразу же ввяжется в спор. И застрянет, как другие, может быть, до утра.
Он будет обсуждать последние события — за Нарвской заставой и в мире.
— Ну, Вася, а новый стих сочинил на события дня? Прочитал бы, — скажет кто-нибудь. — И еще прочитай снова то, что написал после встречи Владимира Ильича.
И Вася не станет отказываться. Он не придает большого значения своим стихам. Они не для хрестоматий, просто хочется вылить свои чувства. Но раз написано, почему не поделиться с людьми?
Вася впервые читал это стихотворение здесь, в шумной комнате райкома, возле бильярда. Оно сложилось само собой, когда они возвращались ночью от Финляндского вокзала. Шли по пустым улицам, было тихо и темно, но в ушах еще стоял ликующий и грозный гул тысячных толп людей, услышавших из ленинских уст, куда идти, как продолжать революцию и строить социализм на земле. Ночь, озаренная тревожным светом факелов, встреча революционного Питера с Лениным и Ленин на броневике — всё это врезалось в память и в сердце так, что уж никогда не сотрется и не забудется…