— Одну ночь проведем вон в том подлеске, — Лилит указала рукой на виднеющиеся вдали темно-синие кроны. — И завтра к вечеру достигнем подножия горы. Там постоялый двор для паломников с просто кошмарными ценами. Но отдохнуть по-человечески перед восхождением надо.
Она шла вперед пружинистым шагом бывалого путника, и насильно замедлялась когда замечала, что Дарири и Окри отстают.
— Мы так луну идти будем! — недовольно крикнула она.
— Лилит, отвянь! Ноги отваливаются!
— Так начаруй ветерок!
— Не могу чаровать, я устала!
Лилит вздохнула, задрав голову к небу.
— Вселенная, дай мне терпения…
— Я могу быстрее! — Окри ускорился, чуть спотыкаясь.
— Давай ходить научу. Толкайся не стопой, а всей ногой, так, чтоб ягодица напрягалась. Не ржи, я серьезно. Выталкивай себя наверх и вперед, спина прямая, подбородок вверх, плечи расправь. Наступай на пятку, переноси вес в шаге и толкайся носком. Не напрягайся так. Просто следи, чтоб вся нога участвовала.
— Сложно! — пожаловался Окри, смешно выхаживая вприпрыжку.
— Привыкнешь. Еще спасибо потом скажешь.
— А тебя этому кто научил?
— Опыт. Ну и следопыт один встретился во время работы. Несколько лун с ней в лесах окапывались. Много интересного показала, хорошая женщина. Следы научила читать. Хотя из меня все равно охотник дерьмовый. Из лука сколько ни пытаюсь, не могу научиться стрелять.
— А меня научат из лука стрелять?
— Из лука вряд ли. Монахи не убивают живых существ. Противоречит убеждениям.
— Как эльфы?
— Как эльфы, — согласно кивнула Лилит. — Но по другим причинам. Хватит трепаться, дыхание собьешь. Осваивай навык, шагай резвее. И ты, Дарь, тоже. Да оторви ты этот подол дурацкий! Говорила я тебе, переоденься в штаны!
Подлесок был сухой и ломкий: наломать хвороста на костер им ничего не стоило. Они разбили стоянку в тридцати-сорока шагах от тропинки, разложив вокруг спальники. Лилит полулежала, подложив под голову рюкзак, и задумчиво смотрела на огонь. В небольшом глиняном горшочке, прикопанном в золе, запекалась картошка.
Было безветренно, и тишину нарушал лишь треск костра и шорох палки, которой Окри вырисовывал символы на мягкой земле.
Дарири сильно клонило в сон после целого дня ходьбы, но она упрямо бодрилась, надеясь пересидеть Окри и поговорить с Лилит, когда тот уснет.
Мальчик ткнул палкой в костер.
— У тебя четыре марки, — заметил он.
Лилит кивнула, не смотря на него.
— Правда или ложь?
— Теперь уже все правда. Но так было не всегда.
— Где ты выросла?
— В мире, малец. Везде по чуть-чуть.
— А сколько тебе было, когда первую марку получила?
— Двенадцать вроде. Чтоб я помнила.
— В двенадцать — первую и вторую. В пятнадцать третью и четвертую, — ответила за нее Дарири.
— Урожайный был год, — хмыкнула Лилит, подбрасывая в костер горсть сухих веток. Те затрещали, занявшись огнем. — Первая была “убийца”. Потом “шлюха”, потом “воровка” и последней “безбожница”.
Дарири посмотрела на нее с укоризной, но промолчала.
— Безбожник редкая, — со знанием дела сказал мальчик.
— А то. Венец моей скромной коллекции.
— Как получила?
Лилит устроилась поудобнее, приготовившись рассказывать.
— Попалась я однажды страже, как и ты. Обносили ночью лавку, и кто-то нас сдал. Все успели удрать, а я перед старшим хотела выслужиться и хоть с чем-то уйти с очевидно горелого дела. Повязали меня под белы ручки, клеймили воровкой. Долго в казематах держали, думала казнят. Но сжалились и определили в приют при монастыре. Синепальский был переполнен, и меня вместе с парочкой таких же отщепенцев перевезли в Исхерос. А дальше…
Девочке было пятнадцать, и она была полна решимости. Ей нужно было вернуться в Синепалк, к своим. Она не собиралась здесь оставаться; не собиралась получать еще одну порцию розг, не собиралась выслушивать мессы, читать заученные молитвы и учиться штопать. Она повернула голову, взглянув на свою подельницу.
Ее звали Тати. Прыткая и худощавая девчонка, чуть старше Лилит. Неклейменая сиротка с заячьей губой, жутко озорная. Они были не то что бы друзьями, скорее приятелями, которых объединяла общая ненависть.
Они лежали на животах под кроватью. В руке Тати крепко сжимала свечку, и лицо ее было до смешного серьезным.