— Вот тут нашего дедушку и спрашивают: «Почему вам не нравится, что шопинг называют «Вавилонской башней»? А дедушка отвечает: «Вавилонская башня», о которой рассказывает Библия, так и не была достроена. По воле Всевышнего ее строители потеряли общий язык и поссорились. Я же приложил много усилий, потратил много денег, но довел строительство «Тропикал-тауэр шопинга» до конца. Даже в те времена, когда это здание существовало как идея или карандашный набросок, я уже думал о нем как о некоем центре, месте, где будут собираться жители города, где будут отдыхать, приобретать красивые вещи, заводить новые знакомства». И мне совершенно не понятен смысл сравнения...
— А я не понимаю, папа, зачем ты стал отвечать на такой дурацкий вопрос, — нарушил идиллию Энрики.
— Ты ко мне в пресс-секретари собираешься? — вяло парировал Сезар. Ему не хотелось снова ввязываться в перебранку с Энрики, не хотелось снова затрачивать нервные клетки (их с избытком забрал вчерашний день). Хотелось просто сидеть на ковре рядом с Тиффани и слушать спокойный голос жены.
Марта нашла с помощью востроглазого Жуниора потерянный абзац и, поправив очки, продолжала:
— «Я настолько уверен в большом будущем «Тропикал-тауэр шопинга», что все деньги нашей большой семьи вложил в его строительство…
— Извините, — теперь Клара прервала чтение, — я попросила Луизу подавать завтрак... Думаю, все уже готово. А я поднимусь к себе — что-то голова разболелась...
— Она торопливо поднялась по лестнице.
Сезар опять подметил, что со сводной сестрой жены творится что-то неладное. Удивленно вскинула голову Вилма — Энрики в ответ только развел руками. Марта отложила газету в сторону и последовала за сестрой.
Она пробыла в комнате Клары не долго. Но, спустившись к семье, не сразу сообразила, с чего начать рассказ.
— Мама, не тяни, в чем дело? — Энрики пришлось поторопить ее.
— Клара очень напугана, — с расстановкой сказала Марта и медленно подняла очки с ковра, — она считает, что Сезар в интервью был слишком, просто непозволительно откровенен. В Сан-Паулу столько разного народа, а мы
на все стороны трубим о своих деньгах. — Марта подняла глаза на мужа. — И я с ней согласна, Сезар.
— Это все? — Сезар удобно устроился в кресле.
— Дальше только эмоции: Клара заплакала, стала целовать портрет малыша и сказала, что страшится снова потерять близких, родных людей. И потом еще она добавила... — Марта замолчала на полуслове, и в комнате воцарилось молчание, которое прервал Энрики:
— А Клара, пожалуй, права. Сдержанность и осторожность нам не помешают...
— «Сдержанность и осторожность нам не помешают»... — пробурчал Сезар. — Я вчера нагляделся на твою сдержанность, — он ткнул пальцем в черный экран телевизора. — Тебе ли говорить об осторожности, Энрики?! Или за один день набрался опыта?
— Ты знаешь, что я прав, но ты никогда этого не признаешь.
— Успокойтесь, пожалуйста. — Сезар встал с кресла и возвышался посреди комнаты, подобно горной вершине. — Да, я сказал, что вложил все деньги в «Тропикал-тауэр шопинг». И денег у нас больше нет! У нас нет денег! Бандиты и иже с ними могут забыть мое имя и адрес.
— А мне нельзя забывать, что я руковожу крупнейшим в городе торговым центром. — С шутливым вздохом Энрики поднялся с дивана и, повернувшись к детям, закричал: — Теперь побежали. Кто последний прибежит, тот слабак. Раз, два, три! Побежали! — И ватага с криком вылетела из комнаты.
Сезар подошел к окну и смотрел, как сын прощается с женой и детьми.
— Ты знаешь. Марта, Энрики прав, я ненавижу признавать свои ошибки.
Хоть мы и часто спорим с Энрики, тем не менее, я им... горжусь. И Александром тоже — я уверен, он сделает блестящую карьеру. — Толедо повернулся к жене и увидел, что слезы дрожат в ее глазах. — Гильерми?
— Да, у меня из головы не идет вчерашний день, этот кошмар. Я ненавижу себя за мою трусость, за то, что я опять дала ему денег. – Одна за другой слезу покатились по щекам женщины.
За долгие годы совместной жизни Сезар и Марта научились объясняться без слов. Каждый из них был потрясен появлением сына на открытии Центра, каждый из них знал о чувствах друг друга, но, научившись мужественно терпеть то, что невозможно изменить, они молчали и не терзали друг друга бесполезным перекатыванием слов.