— В коммерческие структуры охранниками уходят, — больше ничего не говорили.
Отец, придя на дежурство, в свою каптёрку включал старый ламповый приёмник, что остался ещё от школьного сторожа и слушал новости по всем станциям подряд. Однажды, вернувшись с дежурства, он, выпучив глаза, как рак, прямо с порога, не успев закрыть за собой дверь, закричал:
— Горбачёва арестовали!
— Ты думай, что несёшь! — заругалась Маша. — Слушаешь разные сплетни. Кто же его арестовать может? Он же сам президент!
— Да вы телевизор хоть включите! Сидите, как отшельники, ничего не знаете.
Скорее затем, чтобы успокоить отца, на котором лица не было, нежели для того чтобы проверить эту неправдоподобную новость, Александр включил телевизор. Пока чёрный экран оживал и набирал цвет, Саша с матерью сели на диван.
— Сейчас посмотрим, кто кого арестовал, — шутя, сказала Маша.
— На двадцатое число намечено подписание союзного договора, — вторил матери сын. — Изменить уже ничего нельзя. Как любит говорить Михаил Сергеевич, процесс уже пошёл.
Экран телевизора стал светлым. На нём появился длинный стол за которым сидели незнакомые люди.
— Кто это? — спросила Маша.
Николай пожал плечами.
— Вот тот — Янаев, — объяснил Саша.
— Который? — переспросила мать.
Саша встал с дивана, подошёл к экрану и ткнул в него пальцем.
— Вот этот, с трясущимися руками. В форме министр обороны Язов.
— Я вот этого где-то видела!
— Это Крючков, председатель КГБ.
— Саша, откуда ты их всех знаешь?
— Всех не знаю. Вот тот — нерусский, это министр внутренних дел Пуго. Больше никого не знаю.
Как только с экрана прозвучала фраза"…в стране объявлено чрезвычайное положение", все замолчали и стали ловить каждое слово, вылетевшее из динамика, и только после того, как выступления членов ГКЧП сменила музыка Чайковского из "Лебединого озера", семья вновь обрела дар речи.
— А вы не верили мне! — обиженно сказал Николай.
— Да разве можно в это поверить, папа!?
Переключая каналы телевизора, для того чтобы разобраться в ситуации, люди ещё больше увязали в потоках информации. Первый канал передавал одно и тоже выступление ГКЧП и балет "Лебединое озеро". Остальные каналы вещали, как говорится, кто во что горазд. Включив ленинградский канал, Ивановы увидели экстренный выпуск "600 секунд" и его бессменного ведущего Александра Невзорова.
— Надо идти на Чапыгина! — засобирался Саша, — сейчас телестудию штурмовать будут!
Вся семья чуть ли не бегом отправилась на Чапыгина к телецентру. Однако подойти к улице было невозможно: не только улица, а вся Петроградская сторона была заполнена народом. Люди со страхом смотрели друг на друга и ничего не понимали. Вдруг, то в одном, то в другом месте, сначала тихо, а потом всё громче и громче стали раздаваться такие слова, как: гражданская война и войска. Доселе разрозненная толпа, вдруг превратилась в однородную массу, готовую на самые решительные действия.
— ГКЧписты приказали в город танки ввести! — крикнул кто-то. — Надо на Исаакиевскую идти!
Грозная, серая масса, как лавина, истекающая из кратера вулкана, увлекая за собой граждан, попадавшихся на её пути, потекла к Исаакиевской площади. Там, между от Медным всадником и Марииненским дворцом, масса останавливалась, как бы обдумывая, что ей делать дальше, и затем снова пришла в движение. Она сметала на своём пути фонарные столбы, трубы, автомобили, автобусы и строила из них баррикады. На время она останавливалась и оценивала плоды своего труда. — "Нет, для танков маловато будет". Масса снова приходила в движение и строила баррикады. Неожиданно кто-то крикнул:
— Танки остановлены! Собчак договорился с командующим Ленинградским округом! По телевидению выступает Ельцин!
В одно мгновение организм массы перестал существовать. На улицах и площадях снова стояли люди, а не толпа. Они больше не подчинялись какой-то одной задаче. У каждого были свои проблемы и свои дела. Люди некоторое время постояли и отправились каждый по своим делам. Угроза гражданской войны миновала.
Ещё большую уверенность, что страна не скатится к гражданской войне, дало решение Ельцина освободить Горбачёва из Фороса. Вся страна наблюдала, как первый президент Советского Союза, освобождённый Руцким, целый и невредимый сходил с трапа самолёта в Москве.
Ивановы, примкнув к экрану, наблюдали, как в Верховном совете РСФСР Горбачёв благодарил своего вчерашнего врага, а сегодня освободителя. Но Ельцин не был бы Ельциным, если бы в ситуации Хэппи енда, не выкинул что-нибудь этакого!