— У тебя две жены?
— Почему?
— Ты сам сейчас сказал.
— Я сказал, что одна моя жена, а вторая жена, но не моя.
— Так ты их двоих…?
— У меня ещё есть, но она жена моего друга.
— У-у-у ты какой! Давай за тебя выпьем — за настоящего мужика.
После этого тоста крыша у Ерофеича встала на место. Он хотел предложить прокурору выпить ещё за всех его баб, но тот так посмотрел на него, что сторож вспомнил о приёмнике, и ему сделалось страшно.
— …тогда давай выпьем, чтобы они издохли. Все трое.
— Нет, только две, — поправил Кузьма.
— Идёт. За третью выпьем отдельно.
Чтобы утром открыть школу пришлось вызывать милицию. Наряд сломал замок и обыскал помещения. В небольшой коморке были обнаружены два в усмерть пьяные тела.
— Будете забирать? — спросила директор милиционеров.
— А что с ними ещё делать? Сейчас составим протокол и увезём.
Сержант профессионально обшарил карманы спящих и сложил вещи на злополучный приёмник.
— Сейчас опись составим, — объяснил милиционер директору. — Прошу понятых подойти поближе.
Неожиданно лицо сержанта вытянулось. Он подошёл к старшему наряда и что-то показал ему.
— Понятые, вы свободны, — сказал старший.
Те непонимающе посмотрели на директора. Директор в свою очередь смотрела на старшего наряда. Старший подошёл к директору и зашептал:
— Посмотрите сами, — он протянул ей прокурорское удостоверение, — какой протокол?
Директор прочитала удостоверение, посмотрела на учителей, которые выступали в роли понятых и закричала:
— Что рты раскрыли? Быстро по классам!
Дважды команды давать не пришлось. Через пять секунд два милиционера и директор стояли у двух тел и думали, что им дальше делать.
— Пусть здесь проспятся, — советовал сержант.
— Я не возражаю, — соглашался офицер.
— Позвольте, то есть как это не возражаю? — возмущалась директор. — Прокурор ваш или наш?
— Прокурор наш, а сторож ваш.
— Ну и забирайте вашего прокурора с нашим сторожем!
— Товарищ директор, вы думайте, что говорите, — строго сказал офицер. — Как это забирайте? А вдруг он здесь при исполнении?
— Это вы называете исполнение?
— Всякое бывает, — оборвал офицер.
— Раз он здесь при исполнении, то сами их и охраняйте, а у меня скоро дети придут. Сами подумайте, что тут будет?
— Хорошо, — согласился офицер. — Сержант займите пост.
Директор облегчённо вздохнула.
— Я вас вот ещё о чём хочу попросить, — посмотрел на неё офицер. — Нам для этого дела надо что-нибудь кисленького, лучше огуречного рассола.
— Будет вам рассол.
Офицер и директор ушли. Сержант остался стоять на посту до прихода смены или пока прокурор не проснётся.
Целую неделю Кузьма не мог остановиться от приёма "лекарства". Стоило жене только открыть рот, чтобы образумить мужа — она сразу нарывалась на такую площадную брань, которую даже не слышала у пивных от алкоголиков, полностью потерявших человеческий облик. Самое обидное, что бедная женщина не могла догадаться о причине столь резких перемен. Перспектива, которая открывалась перед семьёй, была незавидная. Прокурора, страдающего запоями никто, разумеется, держать не будет, а отсюда и все вытекающие последствия.
Наташа, конечно, слышала о такой беде, как алкоголизм, но это было где-то очень далеко. Более того, причина этого недуга, по мнению жены прокурора, была элементарная распущенность. Поэтому представить себе, что алкоголиком сможет стать такой высоконравственный человек, как её муж, не укладывалась в голове. Разгадка этих неожиданных перемен пришла также неожиданно, как и сами перемены. Раздевая мужа, который вернулся откуда-то пьяный и грязный, Наташа услышала от него в свой адрес:
— Сука! Удушил бы собственными руками гадину, если бы не была матерью моего сына.
— За что, Кузя? — спросила Наташа сквозь слёзы.
— За что? А за что ты со своей подружкой Ферзя на нары усадила?
После этой фразы глаза Кузьмы закрылись, и раздался храп.
Однако если муж спал крепко, то жене было совсем не до сна. Она перебирала в голове последние годы жизни и пыталась взглянуть на них глазами мужа. Внутренний мир Кузьмы был наполовину закрыт для жены. Это было понятно: как офицер НКВД, а впоследствии прокурор, муж никогда не делился своими служебными тайнами с домашними. Но у Кузьмы были не только служебные, но и личные тайны. Вернее не тайны, а темы, которые муж никогда и ни с кем не обсуждал. Всякий раз, когда разговор заходил о партизанских годах войны или произносились слова: командир, Ферзь, Николай или Василий, разговор тут же переводился на другую тему.