Но было и хорошее в последних событиях, очередь на квартиру сместилась на пятнадцать голов, и вот ранним мартовским утром Ганжур с женой пакует узелки в Южном дистрикте, и ждёт грузовик. Провожать их высыпает пол общежития, у многих мужчин на лице следы от сбора статистических данных, и, понятно, что не любят они Ганжура и радуются, что уезжает, но про то хорошее, что пришло сюда через Цэлмэшку, помнить будут до конца дней.
Из-за облезлой будки водокачки выруливает бортовой гальван компании «Эйзогруз», и вскоре дюжие парни скидывают в кузов серые Цэлмэшкины узлы. Ганжур стоит рядом и шевелит ноздрями, - сублами воняет, но трубок не видно, они как бы размазались. Смотрит бывший капитан на мускулистые шеи расширений, на идеальные фигуры, и чувствует, как ему жаль, что он ослеп. А то бы щас, раз когтями, два клыками...
Но вот последний тюк в кузове, поцелуи соседей на целмэшкиных щеках, проклятья - в кэше родовой ганжуровской кармы, а бумажка с адресом кармане у водителя, и надо ехать. Гальван, давя помойные кучи и коровьи шевяки, устремляется с горы на трассу в Горький, а Цэлмэг с Ганжуром идут следом на станцию метро Черкасская. Не знал Ганжур, что в километре отсюда - вторые грузовые ворота, где всего с полтора месяца назад конвоиры застрелили Алдара, а Цэлмэшка пьянствовала с бородачами-найтмэнами на новый год, и слушала гимн.
Дистрикт Мокузаи. Грузовик стоит у подъезда, и сублы выкидывают тюки на асфальт. Над Ганжуром нависает тридцатиэтажка в жёлто-зелёных композитных панелях. Там, на восемнадцатом этаже его однокомнатная квартира, и он не знает, плакать ему или смеяться. В своей жизни он не помнит ничего, кроме вонючей курилки госпиталя, тесных палат, набитых зверьём, или же коридоров Тессеракта, скользких от кишок и липких от крови, затекающей в клетки. А тут. Квартира. Пусть маленькая, с минимальным ремонтом, без особых удобств, но всё же своя. И работу дали. Вонючка.
Хотел Ганжур на правах хозяина первым зайти в квартиру, но его оттолкнул какой-то монах в очках, худой как ппалка, и велел стоять в подъезде, пока он не выкурит злобных существ. Собирался Ганжур ладонью просадить жене за то, что позвала этого шарлатана, но, увидев её просящие глаза, смягчился. Настроение у него настолько хорошее, что никто его не в силах омрачить.
И, позже, стоя на балконе и расставив руки, подобно выплывшей из атлантического океана, но впоследствии растолстевшей звезде, он кидает окурки и пустые бутылки вниз, и пускает вслед дурную мутную слезу.
Он сразу же подружился с соседями, а тут народ покруче замешан, не то что транзитские хахаля да забулдыги с Южного, и, вот уже не только у собеседников, но и Ганжура зелёным отцветают на лице следы долгих ночных бесед.
Цэлмэшку из Кадам Гэр Южного дистрикта перевели под юрисдикцию префектуры Таёжной, где районный ани, заметив потенциал, повысил ей ставку, из-за чего девушке пришлось работать больше, и, соответственно, заниматься. Приходя домой, она распевалась так, что дрожали стёкла, а Ганжур сначала захлопывал её на кухне, заклеивал себе уши пластырем, а потом пообещал «заварить шлицы», и ей ничего не оставалось, как репетировать на службе. Это превратило квартиру Шоноевых в грязный кабак, где каждый вечер в лужах портвейна и кучах окурков валялись соседи и разговаривали на неизвестном наречии. Приходящая к ночи Цэлмэшка разводила соседей по домам, убирала в квартире, и под утро ложилась спать.
В выходной были выборы, и коллективные организаторы префектуры дистрикта Мокузаи, а по-русски микрорайона Лесной, с раннего утра начали ходить по квартирам и вытаскивать из постелей несознательных граждан.
Ганжур, держась за трусы долго рассматривал коллорга - худую азиатку с зелёной повязкой на рукаве, а потом отхлопнул её дверью от своего настоящего, и лёг бы спать, но Цэлмэг уже встала и оделась, и надо было идти. Ганжур похмелился водкой, заел огурцом и про себя похоронил хороший день.
В длинном здании избирательного участка, заставленном фанерными закутками толпились наделённые голосом создания. Пока они вяло переблеивались, выыбирая над собой пастуха, Ганжур решительно прошёл в будку, отсканировался, и, взяв ручку, проголосовал против всех, жалея, что нет графы: «смазать зелёнкой лоб».
Тут же в бюллетене попался ему на глаза маленький квадратик с Мантенем. Бородач баллотировался в хурал от дистрикта Мокузаи, и был изображён здесь во фраке, что никак не вязалось с его волосяной лопатой. Ганжур нарисовал ему рога и член вместо носа, и тем был вполне удовлетворён.