Дамдин что-то бубнит, сунув нос в листочек, а жена переводит с алкоголического на русский.
-Взщи-вз-з-згущивс, щ-щ, - говорит Дамдин.
-В Китай увезли, - разочаровано дублирует жена, - на три дня, деньги в тумбочке.
Ганжур кивает головой и уходит успокоившись. В Китай. На три дня.
На следующий день случилось неожиданное.
На работу он, конечно же, проспал, нет бы будильник поставить, привык, убай, к жены опеке. Проснулся без десяти, сунул голову под кран, и выскочил на улицу, проклиная всё на свете. На вахте засекут, из зарплаты вычтут, но, что хуже всего, Лизунчиков опять будет орать, пидором называть, и самое плохое, что ничего сделать с ним нельзя.
Выворачивая на Торговую площадь, безнадёжно опаздывающий тестор видит, как дома вздрагивают и начинают налезать на него.
Не веря себе, он снова обнаруживает музыку в правом ухе, и она настолько качественная, что её рядом не поставить с прежним чиптюном. Высокий женский голос, похожий на целмэшкин, летает в небе ганжуровского ума и отражается как в тысяче зеркал, каждый пропетый мотив остаётся, как в фуге, и продолжает свою жизнь, и вот через минуту пение представляет собой такое напластование, что различить в нём слова нельзя. Ганжур чувствует, что мир пульсирует и снова приглашает его в своё нутро.
Но доминирующая мысль о страхе опоздания вытеснят все высокие вещи, и внимание высвечивает только одну мысль. И она тут же исполняется.
Доля секунды, и Ганжур по струнке перед Лизунчиковым. Правда, кривится, чувствует, как сзади ему в спину вползает липкая хмарь, то, чем он был на разных этапах движения сюда. Мысли, которые он мог подумать, ругательства, что он мог бросить в пешеходов и водителей, в общем, его сущность. Минут десять ему не по себе, он ходит как зомбированный, но потом ничего, растормаживается, и вот тут случается непоправимое.
Ганжур, посланный в отгрузочный цех подписать накладную, попадает на отгрузку материнских плат. Двадцать рыжих сублов стаскивают огромные крест-накрест перемотанные ящики с грузовика и уносят их в пункт приёмки-передачи, где их управляющий, веснушчатый детина Майер, шутит с Машенькой, - загашницей актов, которая концом сканера похлопывает по слишком ретивым рукам рыжего.
Ганжур стоит возле грузовика и видит, как он надувается пульсом времени, бухнет и опадает, рывками приближаясь к нему. А сублы! Эхэ сэхэ! Все поросли какими-то трубками как кишками, и тянутся они к приёмке. Ганжур поворачивается и видит, что рыжий весь в этих кишках. Кишки выходят у него из рук, из ног, тоненькие нежные кишочки протянуты из глаз, из носа и рта, и все они мерцают немыслимы цветами, будто неземная пятисотцветная радуга, которую Ганжур видел до окончательного прихода в это убогое тело в госпитале.
Он больше не может, выпускает метафизические когти и начинает крушить трубки. Они будто стеклянные лопаются, и цех заполняется многоцветным туманом. Лицо рыжего, застывшее в гримасе страдания и увеличенное в несколько раз, обмякает и морщится как курага. Грохот падающих ящиков перекрывает крики Майера и Машки. Двухсоткилограммовые кубы валятся с трёхметровой высоты и давят сублятину. Хруст костей, стоны, крики. Рыжий падает и корчится. Занавес.
Вот так недисциплинированный работник Ганжур Шоноев за полисом 23490/ 45, номер универсальной аурометрической карты 79825/90 нанёс урон компании «Parallax - 300» в размере три миллиона тугриков. Однако саботаж оказался необнаруженным - в ходе расследования было установлено, что старший визитный мерчендайзер Станислав Майер оказался аудионаркоманом, и от бинауральных стереоволн полушария его мозга рассинхронизировались, вследствие чего произошёл сбой в неокортексе оператора.
Настоящего же виновника сняли с работы по формулировке «эстетический шок», и отправили домой смотреть красивые голограммы. Надо добавить, что сие лечение он ординарно заменил на его взгляд более действенным, и лежит теперь на крутящейся кровати, сдерживая тошноту, выслушивает ругань своего не в меру умного янга.
Ганжуру приходит мысль залезть как-нибудь туда, откуда этот сопляк его всё время увещевает, его, хозяина и властелина, созидатора миров, этот детдомовский недобиток, токсикоман и хихикомори, задрот и нёрд. Ходишь тут на работу, кормишь его, страдаешь, а он...
Не вставая с кровати и без помощи тела, Ганжур по спирали всплывает наверх, и, разобрав какие-то доски, оказывается в большом японском городе. Перед ним, будто во сне, встаёт огромное здание с уроборосом на фасаде. Надпись гласит: Nanatsu Games.
Ганжур проникает внутрь и видит длинный зал заполненный людьми. На сцене стоит макет, изображающий коробку из-под голокристалла с новым TPS-шутером «Иводзима».