— Кто? — встрепенулся Сенька, всегда последние годы ожидавший от жизни только нехороших сюрпризов.
— Да не волнуйся, — улыбнулась мама, — Ёня приходил, Пинкер… Сказал, что завтра заглянет утречком, часов в десять…
У Сеньки отлегло от сердца. Ёня это человек. С ним можно обо всём и он поймёт.
Нина обрадовалась тому, что придёт Пинкер — после встречи в Москве она осталась о нём высокого мнения и надеялась, что приход друга подействует на мечущегося по жизни Сеньку благотворно.
Утром Семён и Нина вскочили пораньше.
Вечная проблема коммуналок — утренняя спешка. Ни тебе вольготно умыться–побриться, ни по–человечески посидеть в туалете. Всё бегом–бегом, под тоскливыми взглядами таких же претендентов на маленькие утренние радости. Наконец, толстая соседка тётя Надя, основательно вымученная долгим разрегулированным процессом дефекации, выплыла, зардевшись, на керогазовую площадку и принялась настраивать свой агрегат. Сенька тотчас вскочил в кабинку, закрывшись на крючок.
Довоенный, а может быть, ещё старорежимный дубовый стульчак не успел разбазарить тепло тётинадиных окороков и принялся одаривать своей нежностью костлявый Сенькин зад. За пару минут вынужденного безделья можно было пробежать передовицу вчерашней «Правды», которую взял с собой Сенька для важной надобности. А прочитав, кратно складывая, порвал газету на 16 прямоугольников и, отобрав один, остальные старательно запихнул в ржавый жестяной ящик на левой стенке, имевшийся там для этой благой цели.
То, что несколько мгновений мялось в руке Сеньки, оказалось той самой передовой на тему повышения урожайности кукурузы. Кому что.
Справившись с проблемой, Сенька бросил святотатственно обгаженную передовую «Правды» в мусорное ведёрко, забрызганное побелкой ещё к 1‑му Мая, дёрнул свисавшую на безнадёжно ржавой цепочке фаянсовую ручку древнего унитаза, отозвавшегося рыком взбесившейся Ниагары, встал, удовлетворённо крякнул, и потянул вверх штаны, как всегда, не попадая с первой попытки крючком в петельку над ширинкой. Не меньшей проблемой было по утрам и мытьё–бритьё…
Пока Нина гладила свежую рубашку, а маман возилась с тестом для пирожков с яйцом и зелёным луком, Сенька сбегал на Большой базар в керосинную лавку и притащил в двухлитровом бидончике керосину для керогаза.
Бабушку Фросю по случаю гостя в доме вырядили в белую ситцевую кофту с мелкими лиловыми цветиками и, усадив на её фирменное отхожее ведро, подготовили к благородному глубокомысленному молчанию.
В общем коридоре у каждой двери коммуналки на табуретке гнездился керогаз — чудо послевоенного прогресса, заменившее классический примус. Прелестная вещь. Почти не коптит, почти не шипит и экономия керосина почти ощутимая. Но когда по утрам и вечерам на каждом чуде что–нибудь булькает или шкварчит, то в коридоре и не продохнуть, и не пройти.
Ёня, однако, человек опытный, протиснулся в узкий лаз между разгорячёнными агрегатами и добралася таки до нужной двери. С последних классов у них с Сенькой была шутиха, — приходя в гости, стучать азбукой Морзе первую букву своей фамилии. Если у Сербы «эс» набивалось просто как три точки — три коротких стука, то «пэ» у Пинкера надо было изображать терпеливее — точка два тире точка. Именно этот стук и забарабанил про двери.
— Входи! — крикнул Сеня и поднялся с дивана навстречу другу.
Загорелый, возмужавший Ёня улыбался и излучал основательность и надёжность.
— Сенька, друг, сто лет тебя не видел!
Они обрадованно обнялись. Нину гость чмокнул в щёчку. С мамой поздоровался, бабушке Фросе кивнул… Торжественно преподнёс, показав всем, коробку шоколадных конфет «Космос», а Нина пристроила её на столе.
Столик, конечно, маленький, но четверых должен приголубить. Ну, понятно, что мама, опутанная капиталистическими пережитками, твёрдо отказалась пить портвейн белый № 33 из ядовито–зелёной бутылки, больше подходящей под коктейль Молотова. И вообще, посидев минутку, принялась хлопотать над столом.
— Ну что, ребята, как живёте? — спросил, улыбаясь, Ёня. — Помните нашу встречу в Москве? А пруды в парке Горького? Ха–ха!..
— А как же!.. — хором ответили Сенька и Нина. — Замечательное было времечко…
— А ты как поживаешь?.. Где и что поделываешь? — отбил мяч Сенька.
— Я после армии немного пожил с родителями. Добил пединститут. Распределился в Мелитополь. Вот теперь там укореняюсь.
— А почему год за годом не заглядывал?