Сторож тотчас отворил калитку.
Кротов перешел двор, сбросил шубу на руки Хряпову и вошел в дежурную.
Действительно, что-то необычайное произошло в стенах тюрьмы.
Начальник с горячностью и раздражением говорил Виноградову, который был дежурным:
-- Что вы говорите, обнявшись ехали. После этого их обыскивали! Дыра в стене! Вот! Дыра!.. Пробили, батенька, вот! А вы: "Обнявшись ехали". Всех вон! В три шеи! И старшую вон, и Клюшеву эту! Я их! А это наверное уголовные. Ну, да я узнаю!
Он обернулся, увидел Кротова и ухватил его под руку.
-- Вас-то и надо! Скорей, скорей, идем! -- и, потащив Кротова по коридорам, по дороге, он взволнованно заговорил: -- Подвели подлецы, не доглядели. Отравились. Оба... Да, да! Вот, батенька, Макаров и Холина! Вот! В разных концах, батенька, а? В стене дыра: кулак пролезет. Вот! Не иначе, уголовные. Я дознаюсь. Честовский у того, а вы, батенька, к ней. Сейчас Салазкин там. Спасите ее! В ножки поклонюсь, вот!
-- Давно? -- спросил Кротов.
-- А шут их знает! Надзирательница, каналья, после смены увидела. В одиннадцать! А? Вот!
Они шли по коридорам, а надзиратель торопливо бежал перед ними и отворял одну дверь за другою. Кротов чувствовал, как у него замирает сердце от жгучей боли. Они спустились по лестнице в подвальный этаж. В конце коридора Кротов увидел свет, падающий из раскрытой камеры.
-- Вон! -- сказал начальник.
Корпусный офицер быстро подошел к ним.
-- Жива еще! -- сказал он.
-- Ну, спасайте, батенька, -- сказал Начальник, -- велел во всём слушаться вас, как меня. Вот! А я побегу!
Начальник повернулся и торопливо пошел назад в сопровождении корпусного, а Кротов подошел к камере, из которой пахнуло на него тяжелым смрадным запахом грязной параши, переступил порог и остановился подле койки.
XIV.
Освещенная холодным светом электрической лампочки с потолка, с грязными, исцарапанными, голыми стенами, с одиноко стоящим сосновым столиком, с раскрытой смердящей парашей, камера производила на Кротова гнетущее впечатление, а освещенное узкое окошко с черными прутьями железной решетки еще усиливало его.
-- Откройте форточку, -- тотчас приказал он.
Надзирательница поспешно придвинула табуретку, влезла на нее и, вытянувшись на носках, раскрыла форточку.
Струя морозного воздуха влилась в камеру.
Кротов перевел дыхание и нагнулся к больной. Салазкин почтительно отодвинулся.
Ноги девушки были прикрыты байковым платком, расстегнутая блуза обнажала полные плечи и высокую грудь. Девушка лежала навзничь, закинув голову, и распустившиеся волосы рассыпались по подушке и свешивались с койки. Тонкий нос заострился, на щеках горел лихорадочный румянец, полные губы были полуоткрыты и из них вылетало хриплое дыхание; широко раскрытые глаза смотрели неподвижно, и от расширенных зрачков казались совершенно черными.
Кротов взял ее руку и приложил ухо к груди.
-- Все время так. Сначала без дыханья была, -- тихо объяснил фельдшер.
-- Чем отравилась?
-- Надо быть, кокаином. Вон! -- и он указал рукою на столик.
-- Идите сейчас в госпиталь, -- сказал Кротов, -- и пришлите за ней носилки. А потом распорядитесь сделать ванну... Там есть у нас свободная камера. Скорее, голубчик!
Фельдшер вышел. Кротов подошел к столику. На столе стояла медная Кружка, а рядом с нею лежала деревянная ложка. И на столе, и на стенках кружки, и на ложке Кротов увидел рассыпанные, характерные своим строением мелкие кристаллы. Он попробовал на язык и тотчас почувствовал горечь.
Салазкин определил верно.
Кротов обратился к старшей с расспросами. Та с горячностью заговорила:
-- Пошла, как обыкновенно, в середине смены проверку делать, заглянула, а она подле порошка и лежит. Ну, и вошла?
-- А раньше не смотрели?
-- Как не смотреть! После молитвы смотрели. Клюшева смотрела и удивлялась даже. Такая, говорит, веселая стала, а она и точно: по камере так-то скоро ходила, руками взмахивала и все говорила что-то. Смеялась, пела однова. Совсем здоровая...
Кротов оживился. Если 4 часа прошло и она еще дышит и слышен пульс -- значит, спасти можно!
-- А что нашли в камере? Рвало?
-- Очень даже. Вся испачканная была. Ну, мы ее водою. Потом вытерли и на койку. Сам пришел, корпусный, дежурный. Трубочку железную нашли, а в стене дырка! -- надзирательница показала рукой, и Кротов увидел в уровень с полом дыру в стене, величиною с кулак, словно прогрызенную мышью.
-- Бельем закидано было, -- сказала с раздражением старшая. -- Теперь господин начальник меня винит, а я что? Я свою службу исполняю. Я у ей три обыска делала, а где ж это увидеть...