– Нет, уж выпейте, раз такое дело. Не пугайтесь, сапожники пьют как сапожники только в нерабочее время. Мне сегодня еще пахать. Закусите скромно, как захотите – огурчиком, помидором, сырком.
В подсобке они помыли руки, сели за столик, стоявший в углу, Тан поставил початую бутылку, два стакана, припасенную снедь.
– Ну, за встречу, – сказал он. – Кто б мог подумать…
– Аминь, – кивнул Владимир Сергеевич, – много не лейте, я – символически…
– Ваша княжая воля, – откликнулся Тан. – Так Проскурников говорил.
– Что еще говорил Проскурников?
– Первая – колом, вторая – соколом. И был прав. Что-то хотите сказать?
– Хочу сказать, что я вас слушаю. Вы ведь не зря меня пригласили.
– Справедливо. На чем мы остановились? На моих высокомудрых занятиях? Придется о них упомянуть, ибо и они – часть сюжета. Итак, они вызывали различное, неоднозначное отношение. Наименее агрессивный профессор даже отечески посоветовал попробовать свои силы в словесности, в таком ее жанре, как эссеистика, – при чем тут наука, тем более точная? Звучало веско, но это было весьма поверхностное суждение. Склонность к отвлеченному мышлению и привела меня к точным наукам.
– Тут что-то есть. – Владимир Сергеевич поощрительно улыбнулся. – Все начинается с метафизики.
– И ею кончается, – сказал Тан, с хрустом надкусывая огурец. – Вообще говоря, моя область знаний и сфера деятельности возникли недавно, само собой, на стыке наук, как это часто теперь происходит. Взаимосвязи все очевидней, и целенаправленная концентрация – практически неостановимый процесс. Но ваш слуга быстрее других сказал об антропофутурологии и обозначил в ней свое русло. Причем я сразу же сосредоточился на единичном, а не на множественном. Разумеется, будущее социума гораздо более предсказуемо, нежели судьба индивида. Значительно легче прогнозировать судьбу армии, чем судьбу солдата. Я это всегда понимал, поэтому вовсе не удивлен, что ныне развелось столько фондов, центров и даже институтов, бросающих академический флер на вещанье современных наперсточников. Велико дело – орлиным оком увидеть судьбу нашей популяции, увидеть даже судьбу Галактики – теперь, на последнем параде планет! – Тан вновь презрительно усмехнулся. – В отличие от этих оракулов, мне было жизненно важно вывести алгоритм индивидуальной судьбы.
«Свихнулся», – подумал Владимир Сергеевич.
Тан ухмыльнулся и сказал:
– Уверяю вас, я в здравом уме. Не смущайтесь, прочесть ваши мысли несложно. Поверьте, я ничуть не обижен. В счастливой догадке всегда присутствует определенный сдвиг по фазе. Итак, я создал систему тестов – из хаотической мозаики, которая составляет личность, надобно вычленить элементы, образующие ее код. Конечно же далее вы обязаны расположить их в таком сцеплении, когда они все взаимовлияют. Граница болевого барьера и порога сопротивления, степень страха, объем информации, уровень фаустовского комплекса – иначе говоря, игра в молодость и зависимость от нее, – энергия приспособления… Я не назвал и сотой доли жизненно необходимых параметров, чтобы прочесть кардиограмму судьбы. Не буду сейчас забивать вам голову. Суть в том, что это взаимодействие может быть математически выражено.
– А случайность? – спросил Владимир Сергеевич.
– С вами приятно вести беседу. Тут и была сердцевина задачи. Понять случайность как сочетание детерминированных предпосылок! Есть надоевшее выражение: а если кирпич упадет на голову? Кирпич выбирает ту самую голову, которая для него предназначена. И это не то, что без воли Божьей волос не упадет с головы.
– Какой вы все-таки честолюбец, – развел руками Владимир Сергеевич. – Присваиваете право Создателя.
– Нет, я – не создатель, не автор. Я читатель, но читаю я рукопись. До того, как она опубликована и книгой для всех еще не стала.
– А редактором вы быть не стремитесь?
– Зачем?
– Усовершенствовать рукопись…
Тан опасливо его оглядел. «Смотрит так, будто ждет подвоха», – удивленно подумал Владимир Сергеевич.
– Повторяю вам: я – читатель. Но очень внимательный читатель. Мое дело – прочесть, оценить, но не править. Да это, должно быть, и невозможно. Как в истории, так и в отдельной жизни обстоятельства сходятся в пучке и завязываются в узелок. Принцип гибели человека тот же, что гибели цивилизации. Исчерпанность или переизбыток. Существует свой «синдром кирпича». Нужно лишь вычислить его формулу в каждом случае – и становится ясно, как в нелепости проявилась судьба. Ибо есть точка пересечения неизбежности и случайности.
– И вы можете определить ее место?
– В принципе – она вычисляема. Так же, как всякое совмещение пространства и времени.