Женщина села на кровати и закрыла лицо руками. Губы ощутили солёный привкус. Мир внутри неё раскололся на две части. Каждая из них отстаивала свою правоту и добивалась её внимания и одобрения. Боль и радость накрепко переплелись, то упоительно обжигая томными воспоминаниями, то наказывая хлёсткими ударами совести. Нужно было остановить эту борьбу, пока она не довела до нервного срыва. Нужно было успокоиться, переключиться на что-то нейтральное и полезное. Рука сама потянулась к резной тумбочке возле кровати и извлекла оттуда первую попавшуюся книгу. Это был сборник стихотворений Высоцкого. Она раскрыла фолиант на середине и прочитала первое стихотворение, которое попалось на глаза:
Люблю тебя сейчас
Не тайно – напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом – не хочу, а в будущем – не знаю.
Она с силой захлопнула книгу и, швырнув её о стену, заплакала навзрыд.
РАДОСТЬ
Герман смотрел на сосредоточенную мордочку Ушаца и еле заметно улыбался. Котёнок сидел на подоконнике и внимательно следил за птицами, парящими в свободном полёте. Солнечный свет окутывал его золотым ореолом, запутываясь в длинных усах и просвечивая сквозь нежно-розовые большие уши. Вдруг он повернулся к мужчине и тихо мяукнул. «У него такие же глаза, как и у неё, – весело подумал Герман, – медово-лучистые». Котёнок легко спрыгнул на стул и, осторожно ступая, вскарабкался на руки. Мужчина провёл рукой по шёлковой шерстке, и Ушац тут же завёл свою любимую песню…
…С их встречи прошло три дня. В агентстве сказали, что Екатерина Костина заболела и будет отсутствовать несколько дней, заверив, что это неприятное обстоятельство никак не скажется на контракте. Телефонная трубка в руке мужчины недовольно ныла короткими гудками, а он неподвижно стоял, обдумывая услышанное. Теперь сомнений не было. Она к нему неравнодушна… Может, он перегнул палку? Не нужно было так откровенно смотреть на неё… Возможно, она испугалась. И вообще, кто ему сказал, что она в нём нуждается? Высшие силы со странными снами, забытыми газетами и случайными совпадениями?
«Ведь у неё наверняка есть муж, дети… Она – талантливая личность, красивая женщина, счастливая жена. А кто я? Потерявшийся в жизненном потоке самонадеянный идиот. Зачем я ей нужен? Имею ли я право лезть в чужую семью только потому, что не могу совладать с чувствами? Я эгоистичен перед ней и перед своей женой, а мне даже не совестно! Ведь в сущности моя «нечаянная радость» – это не что иное, как измена. На протяжении нескольких месяцев я думаю только о Кате. Дышу ею, мысленно прикасаюсь к ней, ощущаю её присутствие в моей жизни. Неужели факт отсутствия физической близости даёт нам право думать о преданности и чистоте помыслов? Хотя для нас с Гретой слово «семья» давно превратилось в шаблон для идеальных отношений… Мы вместе потому, что нам так удобно. Мы стараемся не нарушать личностное пространство друг друга и интеллигентно проглатываем неприязнь и раздражение. Мы не интересны друг другу, не понятны, не востребованы, не разгаданы… Я ровно дышу на ее жизнь, а она равнодушна к моей. Почему тогда мы вместе? Зачем?
…Ждать ответного искреннего чувства со стороны Кати крайне самоуверенно и жестоко. Вторгаться в чужую жизнь из-за необузданного вожделения… Это естественно, что она испугалась моего натиска и решила на время отстраниться, чтобы быть от меня как можно дальше. Я для неё – угроза! Вирус. Она хочет выждать… А если нет? Если я ошибаюсь? Я же видел, как она на меня смотрела! Я чувствовал! Её болезнь – это бегство от себя… Я лишь причина. Возбудитель инфекции…»
Рабочая неделя как никогда медленно приблизилась к четвергу. По просьбе Германа Глеб аккуратно осведомился о здоровье сотрудницы Костиной и к радости первого сообщил, что та уже выполняет свои служебные обязанности. Лицо мужчины вспыхнуло, но, уловив смеющийся взгляд Глеба, напустило строгий вид и спряталось за листом ватмана. Когда дверь за другом закрылась, Герман откинулся на объёмную спинку кресла, заложил руки за голову, прикрыл глаза и позволил себе расслабиться. Он сиял. В нём было столько радости, что, казалось, он может осветить ею полгорода. Она распирала и рвалась наружу. От нахлынувших эмоций хотелось орать во всё горло. Но разве он может?! Чёртовы стереотипы и эталоны, которые связывают нас по рукам и ногам, отрезвляя буйные головы!