Выбрать главу

– Как же я могу, – в её тон просочились саркастические нотки. – А зачем ждать пятницы, милый? Танюшка уже спит, а мы – нет…

Муж отпустил её ладонь и вздохнул.

– Не знаю, зачем тебе понадобился этот разговор? Уже поздно. Я устал. Ты тоже. Если хочешь поднимать бурю в стакане воды, то это без меня.

– А если всё намного серьёзнее? – Катя внимательно посмотрела на мужа.

– У тебя критические дни? – неожиданно спросил он после небольшой паузы.

Внутри женщины всё сжалось от негодования и обиды. «Он прав. Зачем я затеяла этот разговор? Я же знаю наперёд всё, что он мне скажет. Чтобы ещё раз убедиться в своей правоте и успокоить совесть? Мы чужие друг другу настолько, что равнодушное сосуществование нам дороже истины».

– Да. Только не критические, а отрезвляющие. Спокойной ночи, дорогой, – невозмутимо сказала она и вышла из кухни. Озадаченный мужчина посмотрел ей вслед и усмехнулся.

            Сон не приходил. Наушники передавали магию голоса Нино Катамадзе, погружая в раздумья всё глубже. Зум лежал рядом, разбросав уши бабочкой, и похрапывал.  Внешне женщина казалась спокойной, даже умиротворённой. Только две блестящие дорожки, отделившиеся от уголков её закрытых глаз и стремительно скатившиеся вниз, выдавали её.

             Как она могла так поступать со своей жизнью? Раньше казалось – всё ещё впереди. Стремилась к будущему, где всё виделось лучше, красивее, правильнее, а о настоящем совсем забыла. Она его просто не замечала, потому что жила завтрашним днём. А часы и недели неумолимо пробегали мимо в бесконечном марафоне к  прекрасному будущему, и тут же превращались в прошлое. «И всё потому, что мне несказанно повезло в жизни! Во всяком случае, так все считают. Меня ценят на работе, у меня идеальный муж и прекрасная дочь, огромная квартира, достаток… У меня есть всё, кроме себя! Чувство вины – хорошая наследственность. Меня воспитывали в уважении к материальным благам, умаляя душевную сторону вопроса. Когда я сбежала в Москву, маму чуть не хватил удар: дочь пошла по наклонной! Бросила перспективную партию в лице Всеволода и подалась неизвестно куда.  Она всегда боялась, что я поступлю, как одна из её сестёр, которую она осуждала: мол,  «паршивая овца всё стадо портит». Её сестрица, будучи на седьмом месяце беременности, сбежала на Север от прекрасного мужа, уважаемого человека, с каким-то водилой. После этого её никто больше не видел. Интересно, что нужно сделать мужчине такого, чтобы беременная женщина, бросив всё, смешав себя и своего будущего ребёнка с грязью, оставила его? Он даже не пытался её искать, сразу же решив, что дитя нагулянное. Удобная позиция, которая говорит о многом, но не в его пользу. Это теперь я  понимаю тётку. А раньше казалось, что он – жертва, бессовестно униженная поступком неверной жены. Нет, так не бывает! Если женщина бежит в ночь в чём мать родила – значит, у неё не осталось другого выхода. Даже если она и полюбила другого мужчину. Такие вещи при хорошей жизни не случаются. Теперь я это тоже знаю. Как хорошо, что я это знаю! Видно, в моих генах есть что-то от «паршивой овцы». А ведь когда-то я решила идти кратчайшим путём».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

          Показав характер и переехав в Москву, Катя испугалась испытаний и пожалела о своём душевном порыве. Помыкавшись в столице, она приняла условия комфортной жизни с Владимиром, подыграв тем самым своей хорошей наследственности. Родители ликовали:  дочь одумалась. А она, собственноручно заключившая себя в рамки, научилась довольствоваться малым. Может быть, сейчас судьба преподносит ещё один шанс, чтобы всё исправить? Ведь даже философы говорят: довольствуясь малым, мы получаем многое. Хотя теперь ей будет намного сложнее, чем раньше. Сложнее и… проще. Проще, потому что у неё теперь есть Он!  Человек, который понимает её и принимает со всеми «заморочками» и недостатками. Он любит в ней всё! Её дотошность, любопытство, головную боль и плохое настроение, приступы веселья и критические дни. Да, те самые дни, о которых с такой иронией говорил Володя. Катя вспомнила, как Герман удивился причине, по которой, со слов Кати, они не могут увидеться. Какое могут иметь отношение «женские дни» к тому, что он хочет её слышать, видеть, находиться рядом? На свидание он явился с небольшой горячей грелкой, замаскированной под мягкую игрушку. Расположившись в дальнем углу бара на мягком диване, заботливо пристроил её на живот Кэт, приговаривая: «Не стоит стесняться… Вот так… Никто не догадается, что это грелка. Просто плюшевый кот. Видишь, я всё продумал. Так хорошо? Не болит?» У неё перехватило дыхание, а живот и вправду перестал болеть. То ли от тепла, то ли от мужского внимания, граничащего с заботой о ребёнке, боль вдруг растворилась в его нежных руках…