Держась за руки, они неспешно прогуливались перед великолепным Парижским Градом. Катя то и дело поднимала голову вверх, пытаясь лучше рассмотреть остроконечные башни сооружения. Она их сравнивала с песочными замками, которые строила в детстве по «особой технологии»: нужно было набрать в руку мокрого песка и опустить кисть вниз, расслабив её. Песок свободно стекал по руке, образуя на земле заострённые башенки. Точь-в-точь, как эти. Когда Кэт обращалась к Герману, она морщила нос и прикладывала изящную ладонь ко лбу, пытаясь защититься от слепящего света. Солнце было настолько ярким, что мешало смотреть даже сквозь защитные очки и «ручной козырёк». Мужчина жадно ловил каждое её слово, взгляд, жест. И это дарило необъяснимую радость жизни. Она возвращала его самому себе и давала свободу и спокойствие. Герман то и дело наклонялся к Кате, чтобы рассказать очередную городскую легенду или блеснуть знанием фактов из истории города. «Град занесён в книгу рекордов Гиннеса как самый большой замок в мире», – сказал мужчина и невзначай нежно поцеловал женщину в висок. Она улыбнулась и крепче сжала его руку.
Они прилетели ещё утром. Оставили багаж в гостинице. Кэт даже не поднималась в номер. Своё нелюбопытство объяснила просто: «Если сейчас мы туда войдём вместе, то сегодня уже не выйдем, и запланированные экскурсии накроются медным тазом. Медным или нет, Герман судить не брался, но резон в её словах был. Поэтому он заручился терпением, чувствуя, как с каждым новым часом оно сменяется сладостным предвкушением ночи. Перекусили в небольшом, но очень уютном ресторанчике, буквально сотканном из цветов, и отправились к знаменитому дому Фауста. Со слов Германа, он принадлежал доктору, заключившему контракт с дьяволом. Там они немного отдохнули в тени роскошной террасы и выпили прохладного пива. Кэт долго сопротивлялась: она не любила пиво. Но Герман не хотел пить один и настоял на том, чтобы она попробовала медовое, которое отличается от обычного низким градусом и приятным сладковатым вкусом. Она согласилась и, на удивление, не пожалела. Катя не ожидала, что пиво может быть настолько приятным, а о том, насколько оно хорошо утоляет жажду, никто и не спорил.
Следующим пунктом назначения был «Танцующий дом». По пути к нему Герман успел рассказать много интересного. Он поведал, что именно в Праге в 1951 году был открыт первый вытрезвитель, а в пригороде находится самый старый в Европе стекольный завод. Просветил насчёт чешского языка, довольно сложного, особенно для людей с нарушенной артикуляцией, так как в нём много слов без единой гласной. В чешском языке на согласную букву делается ударение – в этом его неоспоримая уникальность. Катя была искренне удивлена, что в Праге запрещены параболические антенны, которые портят, по мнению местных властей, внешний вид старого города. Она сама убедилась в этом, рассматривая треугольные крыши и старые рамы окон. Из Германа получился бы прекрасный гид. Он с таким воодушевлением рассказывал, что его хотелось слушать и слушать. Когда Кэт сказала ему об этом, он улыбнулся:
– Я так долго молчал. Так долго меня никто не хотел слушать, что теперь прорвало не на шутку! Так что, Катюша, держись!
– А почему ты молчал? – осторожно спросила Катя, интуитивно угадывая ответ. Она сама очень долго не раскрывалась, загнанная правилами и штампами мужа в комплекс безмолвия.
– Никто не спрашивал, – отшутился Герман, но она поняла, что наступила на больной мозоль.
Кэт в изумлении смотрела на неожиданное архитектурное решение, а Герман низким, слегка бархатистым голосом продолжал вводить её в мир прекрасного:
– Так что, Катенька, архитектура теперь не только застывшая музыка, но и танец.
– Это невероятно! Даже одежда подобрана со вкусом. У женщины голубое платье, а у мужчины такого же цвета галстук, – она указала на выдающиеся окна. – Тот, кто сконструировал это здание, специально подобрал такую цветовую гамму, чтобы оно выигрышно выделялось на фоне розовых домов, которые стоят рядом. Потрясающий эффект контрастов!