– Послушай, Герман, – вдруг спросила Катя, распугав грустные мысли мужчины. – А почему ты выбрал профессию архитектора? Хотел быть, как отец?
– Нет, не хотел…
– Что-то не так? Если не хочешь, можешь не отвечать…
– Просто у меня никто не спрашивал, чего я хочу. Всё уже было предопределено. А началось с прадеда, который застраивал Москву. Он и обозначил последующее развитие династии.
– Ты об этом говоришь с грустью, или мне так кажется?
– Не кажется, Катюша… Мой дед, дважды герой социалистического труда, пошёл по стопам моего прадеда, унаследовав дюжее здоровье и трудолюбие. Сначала участвовал в строительстве жилых массивов и реконструкции столицы. Впоследствии одним из первых поднимал Московский метрополитен. Он славился среди товарищей своими железными руками и стальными нервами. Дед не любил учиться и предпочитал физический труд умственному, чем ужасно огорчал своего отца, который хотел увидеть в сыне воплощение своей мечты. Но этому так и не суждено было сбыться. Прозрение пришло слишком поздно, чтобы начинать научную карьеру. Дед, недолго думая, переключился на своего сына, то есть на моего отца, тем самым повторив цикл молодой династии. Но на этот раз получилось. Уже то обстоятельство, что ребёнок родился 15 мая 1935 года, говорило о многом. Он появился на свет в один день с открытием Московского метрополитена! Моему отцу с малых лет прививалась любовь к архитектуре, живописи и всему, что с этим связано. Он впитывал прекрасное, как губка, радуя родителей, шаг за шагом реализовывая их планы. Потом была война. Дед погиб под Сталинградом, навсегда оставшись в глазах моего отца настоящем героем и лучшим отцом всех времён и народов…
– Тебе есть кем гордиться!
– Да, конечно… Но не так всё просто… Так получилось, что выбор профессии за моего отца сделал мой дед, и судьба с ним согласилась, потому что папа вырос настоящим фанатом своего дела. Коммунистическое воспитание наложило свой отпечаток не только на его характер, но и на дальнейшие идеи и открытия в профессии. Ему хотелось всех обустроить и «приютить». И чем скорее, тем лучше. Потому зачастую в его грандиозных проектах аспект красоты терялся в перегородках и потолках однотипных многоэтажных сооружений. Конечно, в возрасте глобального максимализма были и такие шедевры архитектурной мысли, о которых он предпочёл бы не вспоминать. Ему часто бывало неудобно за них, но именно эти его работы я считал лучшими. – Герман сделал глоток апельсинового сока и посмотрел в лучистые глаза Кати. – Тебе правда интересно?
– Конечно! Настоящее родословное древо. Как это может быть не интересно?
– Хорошо, – усмехнулся мужчина. Но если вдруг соскучишься, останови меня. – Кэт послушно кивнула. – Карьера отца была показательно-образцовой. Учась в архитектурном на вечернем, он работал на строительстве первых высоток. В 1955 году ваял седьмую высотку Москвы, только уже не руками, а мыслью. В 1960-ом – вместе с самим Чечулиным – проектировал гостиницу «Россия», за что был награждён орденом Ленина. Я гордился отцом, но иной раз не понимал, как можно тратить жизнь на «панельное» проектирование. Как может такое нравится? Что ему до всех этих людей? Став взрослее, осознал несуразность и даже инфантильность своих вопросов. Когда-то мне на глаза попалось высказывание Джона Донна. Подожди-ка, может, вспомню, я раньше знал его наизусть: «Нет человека, который был бы, как остров, сам по себе. Каждый человек есть часть Материка, часть Суши. И если Волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа. И так же – если смоет край Мыса и разрушит Замок твой и Друга твоего. Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».