– Красивые слова!
– Надо же, не забыл! В общем, я понял: все люди являются звеньями одной цепи, просто у каждого звена своё предназначение. Только уважая друг друга, звенья могут удержаться в одной связке. Гармония важна во всём: и в архитектуре, и в отношениях, и в жизни…
– А дальше? Что было дальше?
– А дальше… Меня принудительно отстранили от музыки, попирая все циклические законы, – Герман развёл руками, – и наставили на путь истинный. Я сопротивлялся, но, видно, недостаточно бойко. Я был воспитанным мальчиком, понимаешь? Послушным, – он грустно засмеялся и покачал головой. – А дальше – как истерический протест – была «бумажная архитектура», в которой я куражился несколько лет. Выиграл несколько конкурсов, понял, что это не моё… Сначала хотел уехать на Север строить дороги и новые микрорайоны. Потом встретил одного знакомого по музыкальной школе, и он меня устроил в бар на вакансию пианиста. Кстати, там, где мы с тобой часто бываем. Когда отец узнал, его чуть удар не хватил. Его сын пианист в баре – это сродни проституции.
– Но почему? А мама? Она что говорила?
– Мама одобряла, но она делала всегда то, что ей говорил отец. Жалела меня и просила прощения за свою слабость. Я её понимаю. Короче говоря, у моего папы сдали нервы, и он за меня взялся как следует. Устроил на работу в команду разработчиков Арабатско-Покровской ветки метро.
– Правда?! Ты разрабатывал станции метро?
– Да, но не очень долго. Меня хватило ровно на шесть лет. Мякинино, Волокаламская, Митино – я старался сделать что-то особенное. Но, к сожалению, руководство и члены команды не разделяли моего рвения. Тогда я решил действовать самостоятельно. Пришёл к главному директору комиссии по приёму проектов и выложил свой чертёж. Какой всё-таки я был наивный! И не мальчик вроде бы уже… Говорю ему: «Посмотрите, пожалуйста. Эта станция спроектирована в стиле домино, то есть на контрасте белого и чёрного. Станция строится двухпролётной колонной с асимметричной цветовой отделкой. С одной стороны – путевая стена, пол и колонны отделаны чёрным мрамором, а с другой – белым. Над посадочными платформами целесообразно пустить два ряда ламп. Но главное – изогнутость станции по дуге. Это усилит контраст и даст иллюзию спирали. Такого ещё не было». А он выслушал меня и говорит: «Красиво, ничего не скажешь. Домино, значит… По спирали, говоришь. Изгиб – это хорошо, а уверен ли ты в своих расчётах настолько, чтобы это давать в строительство? Это тебе не бумажные загогулины! По этим изгибам поезд должен ходить. А о затратах ты подумал? Да и практично ли?... Увлекся ты, дорогой мой, идеей… Ведь что для человека важно? Во-первых, чтобы его довезли до пункта назначения целым и невредимым. Во-вторых – удобство. А уже в-третьих – эстетический аспект. А у тебя всё с ног на голову. По изгибу… И потом, ваша команда уже представила проект, кстати, неплохой. Нехорошо одеяло на себя тянуть, нехорошо… А работу свою оставь, мы на досуге её ещё раз просмотрим…» Это было моё последнее предложение. Проект, подготовленный нашей командой, мы успешно сдали, и я с чистым сердцем покинул рабочее место.
– Жаль, что всё так…
– Я был там лишним, невостребованным, ненужным. Хотя… Год назад на той же Арабатско-Покровской линии открылась новая станция «Пятницкое шоссе», один в один списанная с моего проекта «Домино».
– Как?! – воскликнула Катя, и её лицо исказилось тревогой.
– Я долго стоял на платформе, любуясь воплощением своей давнишней идеи. Как я и предполагал, изгиб смотрится потрясающе, а контраст усиливает эффект спирали.
– Но…Но… Как же так! – возмутилась Кэт. – И ты промолчал. Ведь это твоя идея! Нужно…
– Ничего не нужно. Всё равно ничего нельзя доказать. Да и зачем? Станция уже открыта и служит прекрасным подтверждением моей правоты. Знаешь, Катенька, за последний год во мне многое изменилось, и я рад этому… Пропала тревога, паника, постоянный бег по кругу. Я вдруг понял, что всё намного проще. Мы спешим попасть в будущее, спешим жить. Пробегаем по настоящему, как стадо баранов, подгоняемое пастухом-временем, не замечая, как прекрасны трава, небо, солнце… Пустая возня и показуха…