На трельяже в коридоре Герман обнаружил жёлтый конверт с компрометирующими его фотографиями, на котором было написано: «Можешь оставить себе, у меня есть ещё». Рядом с ним лежала короткая записка: «Сегодня в восемь часов вечера у Керсановых небольшой приём. Будет узкий круг близких и знакомых. Сделай одолжение, не опаздывай. Твоя жена Грета»
*Ксенофобия – (от греч.) страх или ненависть к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному. Восприятие чужого как непонятного, непостижимого, и поэтому опасного и враждебного.
*КАМУФЛЕТ
Дома было пусто и неубрано. Дочь ещё не вернулась из летнего лагеря, а муж, судя по беспорядку на кухне, отсутствовал со вчерашнего дня. Зум с сонными, не верящими в присутствие хозяйки глазами, выбежал из своего укрытия и, радостно поскуливая, принялся облизывать родные руки. Кэт присела и обняла собаку. Она соскучилась по своему верному другу, и пёс чувствовал это. Он всегда угадывал её настроение: знал, когда можно пошалить, когда подлизаться, а когда и применить выжидательную тактику…
Катя загрузила моющую машину тарелками, чашками и вилками, освободив умывальник. «Неужели так тяжело после себя убрать? Нет, нужно насобирать целую гору посуды и оставить её в раковине, чтобы остатки пищи приклеились намертво». Женщина прошла в спальню, где увидела неубранную постель и кучу вещей на полу у кровати. Она начала поднимать их, одни убирая в гардероб, а другие в стирку. Здесь было несколько рубашек, брюки, трусы и горка носков. Последних она насчитала пять. Недостающего носка не оказалось ни возле, ни под кроватью. Зато на глаза Кэт попался кусочек акрилового ногтя с серебристой аппликацией. Она повертела его в пальцах и покачала головой: «Всё в этом мире намного прозаичнее, чем мы себе представляем. Одних мы удостаиваем интимом по пятницам, а другим отдаём всё наше свободное время… и душу». Ревности не было. Самолюбие, успокоенное пражским приключением, тоже молчало. Всё складывалось как нельзя лучше. У мужа есть та, кому можно будет поплакаться в жилетку, если, конечно, он на это способен.
Катя положила грязные вещи Володи в корзину для стирки и включила воду, чтобы умыться. На раковине красовались «ёжики» от щетины супруга. Сцепив зубы, стала смывать их душем. Неужели только она в этом доме заинтересована в чистоте и уюте? Только её радуют белоснежные умывальники, чистые ковры, блестящая мебель и опрятная кухня? Она никогда не просила мужа заниматься уборкой, взвалив эту «женскую обязанность» на себя, а он никогда и не стремился ей помочь. Муж воспринял трудовой энтузиазм своей второй половины как должное, само собой разумеющееся. Пусть так. Но разве сложно просто поддерживать чистоту? В конце концов, это гигиенично! Катя не нанимала уборщицу, хотя они вполне могли себе это позволить. Ей не хотелось, чтобы чужой человек рылся в её вещах. И она любила своё жилище, ей доставляло удовольствие самой следить за порядком. Видимо, такую позицию Володя расценил по-своему: «Нравится – тогда вперёд, а я постараюсь тебе организовать обширное поле деятельности». Он именно так и поступал, каждый раз совершенствуясь в неопрятности. Она ему пыталась объяснить, что чисто – это не когда убирают, а когда не сорят. Но он будто не слышал… Да разве только в этом вопросе был глух? С самого начала отгородился от её желаний и просьб, определив для себя границы мужской свободы… «Идеальные семейные отношения», – вслух произнесла Кэт и скривилась.
Было время, когда они жили в тесной двухкомнатной «хрущёвке» и ладили друг с другом лучше, чем теперь. Как ни странно, но чем больше становилось пространство вокруг, тем меньше оставалось места в нём для них самих. С каждым новым приобретением, свидетельством роста финансовой независимости, он всё больше разочаровывал её. Наверное, она его тоже. Сначала отстранённость и выпады мужа казались случайностями, но постепенно становились закономерностями. Он будто мстил ей за нелюбовь, а себе – за слабость. Его месть со стороны была абсолютно незаметна, но Катя с каждым новым днём всё явственнее ощущала скупость его чувств, мелочность желаний и дистанционную любезность, граничащую с покорностью или вынужденным смирением.