Вопрос эхом отзывался в воспалённых мозгах. Мужчина встал, подошёл к открытой двери балкона и заглянул в ночь, полную немигающих глаз во главе с серебряным круассаном луны. Тьма смотрела на человека с усталым взглядом и, казалось, сочувствовала ему. До его слуха с лёгкими порывами прохладного ветра доносилась грустная песня сверчка. Её подхватывала одинокая птица, чьё клокочущее пение больше походило на крик или стон. Такая же «песня» сейчас звучала внутри Владимира. Она разрывала лёгкие и сердце, желая вырваться наружу и уничтожить всё и вся. Но хладнокровная маска преграждала выход грозной силе, мужественно отражая её удары. Всё его тело напоминало один нервный узел, некий камуфлет. Беда взорвалась внутри него, так и не образовав воронки для выхода. «Если хочешь удержать – отпусти», – шептал тихо ветер, пытаясь погасить красный огонёк дрожащей сигареты. «Странно всё устроено в мире. Чтобы добиться желаемого результата, зачастую нужно поступить вопреки логике, разуму или сердцу. Почему? Видно, у любви свои правила, которые она нам диктует и не принимает возражений…», – подумал мужчина, затушил сигарету и тенью скрылся за стеклянной дверью.
*Камуфлет – (фр.) взрыв под землёй, обычно без образования воронки. Переносное значение (по Ожегову) – неожиданная неприятность, неудача.
ПРЕСТИЖ
Ярмарка тщеславия у Керсановых, замаскированная под скучным названием «светский вечер», была в самом разгаре. Ухоженные и упакованные по всем канонам современных тенденций моды женщины, самодовольные, слегка вальяжные мужчины и услужливые «накрахмаленные» официанты смешивались в один пёстрый улей показного благополучия. Подтекстом формальных приветствий, поздравлений и оценивающих фраз было истинное отношение друг к другу. Каждый из присутствующих прекрасно знал о негласной подноготной таких вечеров и прилежно исполнял отведённую ему роль. Одни относились к ней как к обязанности соответствовать статусу члена «высшего общества», других игра забавляла, добавляя пикантности в пресыщенную жизнь, но были и те, кому светское кривляние претило. Болтаясь по залу и раздавая случайные приветствия, они лишь ждали момента, когда нормы правил приличия позволят им покинуть скучное сборище себе подобных.
Когда-то у Германа замечательно получалось блистать в бесполезных беседах с нужными людьми, демонстрируя высший класс в искусстве дипломатии. Одно время игра в словоблудие казалась ему интересной и даже полезной и познавательной. Он мог спокойно, не прибегая к жаргонной лексике и не оскорбляя соперника, положить его «на обе лопатки». Сия словесная эквилибристика внушала окружающим почтение, а у дам вызывала искреннее восхищение. Но с каждым годом Герман всё больше сторонился подобных мероприятий, мотивируя своё отсутствие занятостью или усталостью. Последнее было почти правдой. При одной мысли о перспективе намечающегося вечера он уже чувствовал себя морально разбитым. В его речь всё чаще просачивались саркастические нотки, которые вводили собеседников в замешательство. Это привело к тому, что знакомые стали избегать общения с ним, предпочитая не вступать в споры, дабы не выглядеть комично. Грета злилась и пыталась повлиять на супруга. Герман с её неоспоримыми доводами соглашался, исправлялся на очередном вечере, но через некоторое время всё повторялось. Он предпочитал оставаться дома, отгораживаясь от просьб жены работой или болями в спине. Она делала вид, что верит и, сцепив зубы под восхитительной улыбкой, отправлялась на вечер в сопровождении одного из членов своего благотворительного фонда.