Прошло девять дней. Людей сегодня было меньше, чем на похоронах. Пришли самые близкие. Мать Германа была недолго. Она всё время тихо плакала в шёлковый платочек, потом, заручившись обещанием Кати не оставлять её и хотя бы изредка радовать внуком, откланялась, сопровождаемая грозного вида сиделкой. Марк и Глеб ушли предпоследними. Они долго уговаривали Катю поехать вместе с ними, ссылаясь на холодный дождь и её положение. Но женщина отказалась. Она устала от соболезнований, требуемых этикетом формальностей, пустых фраз и косых взглядов. Хотелось остаться одной. Вернее, наедине с ним. Ей нужно было помолчать, как когда-то они делали это вместе. Хотелось прикоснуться еще раз к его душе, которая должна была быть сегодня здесь. По крайней мере, так говорят люди…
Остаться одной получилось, но ненадолго. Наташа с охапкой белых хризантем подошла к могиле. Она предупреждала, что опоздает. По причине беременности и депрессивного состояния подруги Ната теперь вынуждена была работать за двоих. Она даже пыталась шутить: «Ты теперь ешь за двоих, а я работаю». Катя обняла подругу и поблагодарила, что та пришла. Они стояли под огромным зонтом и молчали. Дождь барабанил по натянутому куполу ткани, выстукивая грустную мелодию состарившейся осени. Вдалеке небольшими маятниками закачались три тёмных силуэта. Стройная женская фигурка в чёрном элегантном пальто и эффектной шляпе с широкими полями и двое мужчин в чёрных длинных плащах быстро приближались. Один из мужчин нёс над дамой зонт. Грета превзошла себя: траур был ей явно к лицу, несмотря на то, что оно пряталось за тонкой дымчатой сеткой. Подойдя к могиле, она осторожно ступила на мокрый бетон лакированной туфелькой на высокой платформе и нагнулась, чтобы пристроить на землю огромный букет алых роз. Потом выпрямилась, брезгливо стряхнула с рукава гипюровой перчаткой капли и выразительно произнесла: «Мои соболезнования». Её голос фальшивил. Вообще вся она была здесь некстати. Но женщины промолчали. Наташа держалась изо всех сил, чтобы не вставить колкое словцо, и только из уважения к подруге переступила через своё «Я», рвущееся наружу колоритной бранью. Когда плавающий силуэт Греты начал таять в тумане, Ната выдохнула и зло сказала:
– Вот курица общипанная! Какого она припёрлась? Кто её звал?!
– Она его жена, – голос Кати звучал глухо.
– Жена?! – от возмущения у Наташи перехватило дыхание. – Это из-за неё Герман погиб! Если бы не её интриги!
– Перестань… Что уж…
– Ничего! Устроила показуху! Ведь не пришла, когда люди были. Появилась, когда никого не осталось. Чтобы галочку поставить и в газете лишний раз промелькнуть. Ты думаешь, Герман хотел бы её видеть? Она всегда всё делает против воли других!
– Что? – вдруг встрепенулась Кэт.
– Что? Я говорю – стерва она!
– Нет, что ты сказала до этого?
– Я… Ну, что она всё делает наперекор другим. Разве не так?
– Какое сегодня число? – вдруг спросила Катя и с тревогой посмотрела на подругу.
– Второе, – почти шёпотом произнесла Ната. – А что?
– Второе ноября, – печально улыбнулась Кэт. – Точно, от судьбы не уйдёшь. Она, когда хочет, нас одаривает, и когда хочет, забирает подарки.
– Ты это о чём? Какая судьба?
– У каждого своя, – вздохнула Катя. – Забыла наше гадание? «Полковнику никто не пишет». Как там мне выпало? На поминальный день второго ноября она пришла против его воли?… – Наташа раскрыла рот от удивления и растерянно развела руками.
Кэт с тоской рассматривала плачущее небо. Неужели она недостаточно мечтала о счастье? Ведь всё, что с ними происходило, было предопределено не Германом и не ею, а кем-то свыше. Их будто бы пытались столкнуть друг с другом. Во всяком случае, другого объяснения судьбоносной встрече она не находила. Может быть, её желания были не совсем понятны Высшей силе, потому и растолкованы не так? Она хотела ребёнка – он у неё будет. Но ведь она так же сильно хотела крепкую семью! Что она сделала не так? За что небо отняло у неё человека, которого само же и подарило? Где теперь эти ангелы, которые совсем недавно нашептывали ей о существовании второй половины? Почему они больше ей не помогают?.. А если помогают, но не ей? Ведь у Греты тоже есть желания… Катя содрогнулась и побледнела: «Неужели она ненавидела его сильнее, чем я любила?..»
.