— Извини, я музыку слушала, — кается она, словно не замечая одолевающих меня сомнений.
Не удержавшись, забираю из её ладони крошечную каплю и вставляю себе в ухо. Интересно же, что слушает моя девочка. Эту песню я знаю, она из фильма о секретном агенте, Джавад в своё время был в восторге от него. «Я умру не сегодня», тянет не самый приятный женский голос. И я возвращаю наушник хозяйке. Встаю, сообщаю, что жду её на кухне и удаляюсь. Придётся привыкнуть давать ей личное пространство, ведь так делают на её родине?
9
МАРИ
Встаю и нехотя отправляюсь на переговоры с моим смазливым тюремщиком. Надо как-то донести до мальчишки, что между нами ничего не может быть в горизонтальной плоскости. Слишком явно сейчас читались на лице все его мысли, мне стоило большого труда сохранить беззаботный тон. И надо хотя бы попробовать выторговать себе максимально возможную для этой страны свободу. Он мягко стелет, да боюсь вот — спать будет жестковато. То и дело проглядывают замашки если не матёрого рабовладельца, то, как минимум, любителя тотального контроля. А там и до пятидесяти оттенков известного цвета недалеко. Или мне уже мерещится? В любом случае, надо расставить точки на «Ё». Мы знакомы всего два дня, но его уже так много в моей жизни, что в глазах рябит.
Когда прихожу на кухню, Кирам уже ест прямо из контейнера и рукой, не заморачиваясь поисками посуды. Я знаю, что это одна из местных традиций, сталкивалась уже в ресторанах, куда нас водили в первые дни. Но здесь мы с ним ели столовыми приборами, и в доме Самира мне их тоже приносили. Наблюдать за ним занимательно. Странно, что меня не смущает такой способ приёма пищи — Кир выглядит вполне органично. Второй контейнер любезно подвигает в мою сторону. Присоединяюсь к трапезе, достав для себя вилку с ножом, но начинать беседу не спешу, поглядывая на него искоса. Вроде успокоился. Может он, когда голодный, неадекватный?
— Сделаешь кофе? — миролюбиво просит парень. Отодвигаю коробку с едой: вкусно, но ни аппетита, ни настроения всё равно нет. Запускаю кофе-машину, для себя включаю чайник. Пока соображаю нам напитки, краем глаза слежу за мальчишкой. Он сосредоточен и угрюм, то есть находится в обычном своём состоянии, насколько я успела его узнать за столь короткий промежуток времени. Когда ставлю перед ним чашку с кофе, не забыв добавить его любимый кардамон, Кир, не поворачивая ко мне головы, говорит:
— Прости. За то, что было на пляже.
Мне не хочется обсуждать эту тему, что было, то было. Но необходимо расставить приоритеты. Я возвращаюсь на своё место, делаю глоток освежающего зелёного чая, прежде чем высказать то, что думаю.
— Кир, объясни, чего ты добиваешься? Ты обещал отпустить меня через год, тогда к чему все эти намёки? Я честно показала тебе ситуацию со своей стороны. Я люблю другого мужчину и не собираюсь ему изменять. Если все твои слова про то, что я смогу уехать — ложь, так и скажи. Но учти, пожалуйста, что по доброй воле я в твою постель не лягу. Если в Палере насилие по отношение к женщине — это норма, то у нас не так. Я понимаю, что ты молоденький мальчик, у тебя гормоны и всё такое. Ну, потерпи немного! Женишься и оторвёшься по полной. Это всяко лучше, чем спать с женщиной, которая тебя ненавидит! — заканчиваю с жаром.
Он сжимает губы в тонкую линию, а руки в кулаки:
— Нет… Нет, насилие — это не норма у нас. Женщин наоборот защищают и берегут чрезмерно, — он мотает головой, словно стряхивает навязчивые мысли. — И все эти правила, которые раздражают тебя, направлены именно на твою защиту и безопасность. Может ты и права и это всего лишь гормоны. Я постараюсь сдерживаться. Мне не нужен враг в собственном доме, скорее наоборот, хочу, чтобы мы стали друзьями. Я принимаю твоё право на личное пространство. Но взамен прошу соблюдать наши традиции, это сильно поможет в достижении нашей общей цели.
— Хорошо. Это уже больше похоже на честный диалог, — улыбаюсь в ответ. — Тогда расскажи мне побольше об этих самых традициях.
Кир объясняет, куда и как я могу или не могу ходить, в каком виде и какой компании. С кем и как я могу разговаривать, а где должна молчать как рыба. Из всего вышесказанного следует лишь один вывод — ближайший год мне лучше провести в затворничестве. Правда, оказывается, что женщина всё же может показывать лицо и говорить с посторонними мужчинами, при условии, что это официально дозволено хозяином дома и действует только по отношению к кругу ближайших друзей. Под присмотром мужа и господина, разумеется.