— Что бы ни произошло, я буду рядом. Всегда, — говорит мне в макушку. Качаю отчаянно головой, отрицая всё и сразу.
— Просто уйди, — уже почти умоляю я. Но, не на того напала. В очереди за упрямством этот парень явно стоял в первых рядах. Мы не двигаемся, замерев, бесконечно долго. Слёзы снова иссыхают, и я перестаю чувствовать, что бы то ни было. Ни боли, ни тоски. Но и хорошего не чувствую тоже — внутри бездонная пустота. Заметив перемены, Кир спрашивает:
— Теперь расскажешь?
— Нет, — отвечаю тихо. Пытаюсь вырваться из захвата, и на этот раз он отпускает. Устало сажусь на кровать, устремив взгляд в никуда. Пустота приносит облегчение, и я не хочу шевелиться, боюсь спугнуть ее. На мгновение замешкавшись, Кир выходит из комнаты, но скоро возвращается — приносит зеленый чай. Садится передо мной на корточки, заставляя сделать хотя бы пару глотков. Затем притягивает меня к себе на колени, и мы сидим так, почти без движения до самой темноты. Он что-то говорит успокаивающее, но я не слышу, не понимаю слов. Потом уходит ненадолго куда-то, но снова приходит, чтобы остаться со мной на ночь, не пристаёт, просто обнимает. Мне без разницы. «Если не Алекс, то неважно кто» — возникает в сознании равнодушная мысль. И с этого момента я спокойна как робот. Всё наладится, я всё переживу.
КИРАМ
Три дня проходят волшебно, Мари становится живой и какой-то настоящей. Неужели настолько любит воду, и именно возможности плавать в океане ей так не хватало? Радуюсь, что решился на эту покупку, очень выгодное вложение оказалось. Мы целыми вечерами пропадаем в море, наслаждаемся обществом друг друга. Когда моя девочка перестаёт выпускать колючки по поводу и без, с ней интересно и весело. Стараюсь не прикасаться к ней, пусть расслабится, привыкнет, подпустит ближе. Но продолжаю провоцировать свою красавицу тем, что раздеваюсь полностью, хочу, чтобы она приучилась ко мне. И я знаю, что нравлюсь ей, пусть любуется.
В четверг она не возвращается в трансляцию после перерыва, и я звоню, уточнить, что случилось. Мари не отвечает, чем ужасно меня нервирует. С трудом дожидаюсь окончания рабочего дня. Я не могу знать наверняка, но похоже на то, что она все же обнаружила заготовленные для неё новости. Когда нахожу всю в слезах, сердце сжимается от жалости. Но лишь на секунду. Злое торжество охватывает меня — с Эвансом покончено! Удерживая рвущуюся из рук птичку, я доволен своей выходкой. Я победил. Проходит время и она успокаивается в моих руках. И так должно быть всегда. В МОИХ руках. Мари отказывается говорить о том, что произошло. Правильно, здесь нечего обсуждать. Просто сотри его из памяти, солнце. Не прогоняет меня ночью, позволяя обнимать себя, и я уже планирую, как она переберётся в мою спальню. Но утром, я замечаю, произошедшие с ней перемены. Когда она равнодушно встаёт, забыв наругаться на то, что уснул в её постели, я ещё радуюсь, надеясь, что теперь-то её ничто не удерживает от того, чтобы быть со мной. Ловлю своё сердце уже у двери, желая доброго утра. Целую нежно. Всё с тем же равнодушием Мари реагирует и на мой поцелуй. Не отвечает и не сердится. Терпит. «Ты закончил?» — спрашивает со спокойствием зомби, стоит мне отстраниться, и, не дождавшись ответа, уходит на кухню.
Проходит неделя, другая, и я уже не так рад содеянному. Моя девочка не приходит в себя. Всё что она делает, делает автоматически. Не ест, если не напомнить. Не плавает, когда я практически заставляю её отправиться кататься на яхте. Не хочет видеться с Диной. Не смеётся, как бы я ни старался. И, в общем-то, почти не разговаривает. Сложно описать, что я чувствую при этом. Азарт — сколько времени понадобится, чтобы вернуть её себе? Абсолютно точно — злость, что чувства к этому придурку оказались так сильны. Жалость — видеть мою девочку в таком сломленном состоянии невыносимо. И, совсем немного — раскаяние. Но злость и азарт гораздо сильнее. Сейчас, когда точно знаю, какой она может быть, я не планирую сдаваться. Она стала необходима мне как воздух. И я упорно каждое долбаное утро встречаю её чашкой кофе и цветами. Стараюсь почаще заманивать на яхту. Дразню её, находясь на связи, когда я в офисе. Она же ужасающе бесчувственна.
Говорят, время лечит. И мне остается только ждать и быть рядом.