Уже утром небольшая, но очень комфортная, «сессна» уносит нас прочь из так и не ставшей моей сказочной страны. Шесть часов в воздухе пролетают незаметно. Возможно потому, что провожу их, практически не слезая с его колен. И вот она — моя Арана. Я и забыла, какой неприветливо холодной и пасмурной она бывает в ноябре. Бортпроводник выдает нам заранее приготовленные пальто. Но, даже не смотря на них и то, что до ожидающей машины бежать всего сто метров, я успеваю продрогнуть до мозга костей. Вспоминаю, как зверски мёрзла здесь в первые годы после переезда. Но потом привыкла. Привыкну снова. Или вовсе вернусь в Кио.
Из аэропорта едем прямо в клинику, где для нас приготовлена совместная палата. Кир снова отстранён и мрачен, но крепко сжимает мои пальцы своей сухой и горячей ладонью. Вспоминаю, как испугалась этой самой ладони при нашей первой встрече. Усмехаюсь — кто бы мог подумать, что она окажется такой нежной.
Уже в больнице предупредительный персонал провожает нас в выделенную палату и удаляется, давая время освоиться. Комната небольшая, но в ней есть всё необходимое, включая ванную комнату и мини-кухню. И большую кровать. Кир падает на неё прямо в пальто, словно из него вдруг выкачали все силы. Осторожно сажусь рядом, беру его за руку. Он притягивает меня к себе в подмышку и тихо признаётся:
— Я боюсь.
— Ничего не бойся, я с тобой, — отвечаю, обвивая рукой его талию. Он только горько ухмыляется и зарывается лицом в мои волосы.
В этот день нас навещает доктор Джонсон, приятный мужчина лет сорока с хвостиком, обрисовывает план дальнейших действий. Сегодня мы отдыхаем и привыкаем, а уже завтра Кира ждёт множество обследований. И, если всё в порядке, то в пятницу можно будет провести операцию. Просто, складно, легко запомнить. Уже в субботу я, возможно, буду дома. И от этого сводит дыхание.
Несколько дней, наполненных анализами, рентгенами и прочими МРТ, пролетают незаметно. Кир нервничает, но старается держать себя в руках. В пятницу, когда его забирают в операционную, я остаюсь в палате и тихонько молюсь: «Господи, пусть у него всё будет хорошо».
КИРАМ
Ожидание операции растягивается в целую вечность. С момента, как мы поднимаемся на борт самолёта, я нахожусь в постоянном напряжении. Совсем скоро моя жизнь изменится окончательно и бесповоротно. Безусловно, я переживаю за исход операции, вновь обрести зрение так заманчиво. Но уход Мари висит надо мной как дамоклов меч, и этот страх гораздо сильнее того, что несёт неудачная попытка хирургов. В конце концов, к жизни в темноте я уже привык, а как привыкнуть к жизни без воздуха, которым стала для меня моя девочка? Бесконечные обследования выматывают. Но, когда док объявляет, что противопоказаний для хирургического вмешательства не видит и прогноз благоприятный, я выдыхаю. Назад пути нет, всё получится, уверяю себя. Мари нежно целует меня на прощание, говорит, что, пожалуй, накрасится для нашей первой встречи. И мне становится гораздо легче. Нервный и голодный иду в операционную своими ногами, наотрез отказавшись от инвалидного кресла. Иголка капельницы, писк датчиков и я теряю связь с реальностью.
Прихожу в себя уже, судя по всему, в палате, потому что чувствую рядом присутствие Мари. Глаза не открываются, вскидываю руку, чтобы проверить, что с ними. Но её тут же перехватывают хрупкие пальцы.
— Тшш, — говорит Мари. — На глазах повязка. Доктор Джонсон сказал, что всё прошло успешно. Я пойду, позову его.
Она целует меня и выходит за дверь. Не удержавшись, ощупываю не только глаза, но и голову. Убеждаюсь в том, что сейчас, скорее всего, похож на мумию. Как же не терпится узнать, получилось ли. И так страшно разочароваться.
Наконец, в комнату заходит док вместе с Мари. Проверяет показания каких-то датчиков, прикрепленных ко мне, рефлексы. Мне помогают сесть в кровати, не повредив тянущиеся от меня куда-то в сторону проводки. И момент истины наступает. Медсестра аккуратно разматывает бинты, я моргаю, и глаза вспыхивают болью от неожиданности. Потому что я вижу. Впервые за десять лет. Палата наполнена очень тусклым светом, видимо, чтобы не ранить непривыкшие ещё глаза. Рассматриваю в шоке свои руки, совсем не такие, какими я их запомнил. Поднимаю взгляд, вижу перед собой врача так чётко, что могу рассмотреть каждую морщинку на его лице. Перевожу свой взор дальше и там, за плечом дока, стоит самая прекрасная девушка, какую я только мог вообразить. Она улыбается мне, прикусив губу и это до ужаса мило.