Профессор вскочил:
— Анечка, ты послушай… — он вернулся с книгой о сентябрьском Седане 1870 года.
— «Вечер. На одной из господствующих над Седаном высот, как черная линия на бледном небе, зловещий кортеж победителей — прусский король, кронпринц, Бисмарк, Мольтке. За ними в оперных плащах — громадные на громадных лошадях — гуннообразные чины конвоя.
Долину, занятую немецкими войсками, оглашает свирепое у р а победы.
Вид города Седана ужасен. Семьдесят тысяч французов стеснены на малом пространстве. Раненым не хватает общественных зданий и церквей, убитым — могил…
Ветераны Африки, Крыма, Италии внушают жалость.
Стрелки разбивают ружья о стены домов. Канониры заколачивают пушки и бросают их в Маас. Туда же летят сабли, пистолеты и ордена уланов и кирасир. Знамена линейных полков, зуавов, морской пехоты сожжены, закопаны, разодраны на лоскутья и разделены между солдатами, потоплены, отданы на хранение горожанам, унесены в Бельгию.
Согласно условиям капитуляции французы обязаны очистить город Седан и под присмотром пруссаков перейти в излучину Мааса, за канал — фактически на остров, так как со всех сторон их будет окружать вода.
Немецкие офицеры генерального штаба сортируют пленных:
— Пехотинцев попрошу сюда, кавалеристов — туда.
Весь день дождь, и весь день толпы французов стоят и движутся под дождем и, случается, по колено в воде.
Потом две недели без крова и пищи, под тучами осени на равнине мокрой и топкой.
Днем интернированная армия в поисках картофелины роет грязную землю застывшими руками, ночью ложится в грязь, и десять тысяч страдающих, как и люди, лошадей соединяются в дикие эскадроны и тревожат спящих внушающей ужас галопадой.
Берега Мааса и канал в летучих облаках. Кругом вода, но как пить — в воде человеческие тела и конские трупы, и к лихорадке и ревматизму прибавляется дизентерия».
Ноябрьский Седан 1918 года менее эффектен.
Президенты Франции, Соединенных Штатов, короли итальянский и бельгийский не глядят с высот на капитулирующего противника. Сломанные древки и клинки отсутствуют. Немцы не смешивают рядов. Но реванш состоялся, и Германии предстоит ответить за театральность прусских плащей 1870 года.
«Господь тому свидетель, — читал профессор, — каждый народ, как и каждый человек, должен искупить ошибки — и час возмездия пробьет».
Тетя Аня отобрала у дяди и захлопнула книгу, на обложке которой раненый зуав обнимал улана с обломком сабли.
В ночь на 7 ноября 1918 года германское главное командование обращается к главнокомандующему вооруженных сил союзных армий — маршалу Фошу с просьбой начать переговоры о прекращении военных действий.
Маршал выражает согласие.
Задерживаемая массами отступающих, но продолжающих сопротивляться своих войск, останавливаемая заторами на автомобильных и железных дорогах ближнего тыла, завалами из деревьев и заминированными участками, в непосредственной близости от противника немецкая делегация с белым флагом и трубачом пересекает фронт. Встреченная французскими офицерами, она едет на французских автомобилях, а затем во французском поезде вдоль руин военного времени и оказывается в Компьенском лесу, на кривых тупиках тяжелой артиллерии, недалеко от поезда маршала Фоша.
В Компьенском лесу больше сучьев, чем листьев, и седина утренника покрывает положенные между поездами мостки. По таким поздней пятницкой осенью Павлик пробирался из докторского флигеля… Здесь по заиндевелым доскам к победителям идут побежденные.
Компьенский лес хранит следы немецкого наступления 1914 года, но вскоре в Компьенском — в самом большом лесу Франции — подымутся памятники французского реванша и вагон Фоша станет чуть ли не святыней нации.
В салон-вагоне широкий стол и стулья с обеих сторон.
Побежденные в дорожных костюмах и походной форме вытягиваются за стульями и стоя ждут — такова участь побежденных…
Наконец-то вот они, победители.
Увлекаемый ветром победы, маленький маршал Фош нелюбезен:
— Что вас привело сюда, мосье! У меня нет предложений — это маршал говорит. «Мне нравится продолжать войну» — это маршал думает.
Он, как и Бонапарт, не отличается ростом. Счастлив в обороне… реже в наступлении… Ничего не поделаешь — позиционная война… продвинулась на два метра… Сегодня захватили, завтра отдали домик паромщика… А у того — тоже маленького — бросок через альпийские ледники («Солдаты, Ганнибал некогда прошел этой же дорогой со слонами»), и открывается Италия…