Июнь преображал тундру: заливал светом глыбы берегов, острова рыб и чаек в океане, золотил букеты папоротников, превращал ель из рыбьего костяка в лучезарный кипарис, а серую морскую губу — в лазурный залив. Но вовсе не королевне Марье Моревне следовало пристально наблюдать за погодой. Каждое мгновенье Кощей мог порвать цепи, вырваться на волю, пригнать туманы, нанести тучи.
В них исчезали речные долины, впадины озер, горные цепи и отдельные вершины, и тогда, заблудившись в мириадах висящих капель, готовились к гибели топограф и геолог».
Павлик написал сказку об оленях заполярной реки и о первом секретаре.
«Сказка — правда, и это главное.
Жил да был Сашка — серая сермяжка, на шее — тряпка, на голове — шапка, а родилась сказка.
Сказка — друг, она вокруг: низко — в лугах, высоко — в горах, глубоко — в океане, далеко на острове Буяне, но для милого друга семь тысяч верст не околица».
Собирая сказки XX века, Павлик и Машенька ходили пешком через перевалы высокогорных хребтов, где пурга соединялась с грозой и следовало прятать ледоруб, чтобы в него не ударила молния. Ослик с кладью пробовал умным копытцем неверный покров ледника. Вода капала с ледника и сбегала струйками — там, выше облаков, рождалась река.
Проводник старался перевести через нее пораньше, пока не началось таяние снегов и ниточка ручейка не превратилась в громокипящий водопад.
За перевалом проводники менялись — житель северного склона еще не смел появиться среди обитателей южного склона и член одной общины — в общине соседней, а если бы появился днем, его убили бы, и если пробрался ночью, соседняя община поднялась бы по тревоге, обнаружила и убила.
Здесь жили никому не доверявшие беглецы, может, потомки черных и рыжих крестоносцев, покинувших битву за гроб господен. Откуда-нибудь из Сирии или Палестины занесли они в здешние щели свои мечи, а тут добавили к ним огнестрельное оружие, и не было среди них никого, кого бы не тронул кинжал и не задела пуля.
С приближением весны стужа дышала злей. Кончались сено и дрова. Путь в ущелье преграждали ледяные башни, и люди, учась у зимы, ставили каменные башни. Каждая была как задымленный вечным боем кремень и, не зная динамита, стояла века.
«Самые прочные башни, — писал Павлик, — воздвигали девушки, не желавшие оплакивать братьев и женихов, будущих супругов и сыновей.
Вот они, укрепленные каменные дворы горцев.
Низкие ворота — мул входит пригнувшись — монументальные створы на циклопических засовах.
За воротами каменные сени — первая линия обороны.
В доме не окна, а бойницы, сужающиеся в сторону улицы. В горнице — очаг, посуда, постель. Из резных стойл глядит домашний скот: корова — с овцу, овца — со свинью, свинья — как сплющенный еж, все, как в крепостце, под рукой.
При двухэтажном доме башня — два этажа сплошной фундамент, и еще пять этажей пахнут сеном, рогом, пылью и вдруг высоко наверху — свежестью снежного Тетнульда.
С этажа на этаж попадаешь по переносной лесенке. Деревянные перекладины — как ветки, но железного дерева. Лесенку можно втащить за собой в люк, после чего закрыть люк плитой.
Представьте себе, враг прорвался сквозь низкие ворота, овладел сенями, он уже в доме, он в башне, по пятам поднимается за хозяином с этажа на этаж, и вдруг — свежий ветерок гор — остается кровля, вверху — небо, камни — внизу.
Хозяин бросает последний взгляд на мир: прощайте, груша-дичок и красноватая пчела, кипящая река и висячий мостик из тонких дощечек, шахматные поля и галереи лесов над полями. Прощай, веющая холодком снежная вершина вдали.
Патроны на исходе. Меч выбит из рук. Остается прыжок с кровли вниз…
Потомки племен, потерпевших крушение, — они пробирались к морю — их гнали от моря. Они разводили сады — у них отбирали удобные земли. Они жили в горах среди шакалов и занимались грабежом. Что еще им оставалось делать?»
Сванские селения в извилистых долинах высились, как колчаны, полные башен-стрел.
Не зная колеса, сваны и в летнюю пору возили бревна и сено на санях.
Они гнали из ячменя водку и убивали друг друга из-за водки.
Они мыли золото и убивали друг друга из-за золота.
Еще убивали они друг друга из кровной мести. Павлику и Машеньке довелось встретить на зеленом лугу среди рододендронов спускавшееся с гор траурное шествие.
Женщины в черном, с седыми космами распущенных волос негромко причитали. Мужчины с обнаженными головами несли на легких носилках пришнурованный к ним труп — пуля мстителя настигла кровника в горах.