Ему вдруг захотелось, чтобы сестра вернулась, чтобы посмотрела, как он здесь управляется, будто дома, как разводит огонь, набирает воду из колодца, кипятит ее, как открывает шкаф со старыми пахнущими нафталином платьями и ищет маленький коричневый флакончик.
Лежа в постели, Тати прислушивалась ко всем шумам и боялась лишь внезапной тишины.
— А, коровенки! Входите, входите… Да не сюда, дурехи! Сейчас мы вами займемся.
Умел ли он доить? Он видел, как это делал старик, но сам не пробовал.
Когда он поднялся в комнату, Тати одарила его признательным и восхищенным взглядом.
— В чем дело? — спросил он.
— Да нет, ничего. Однако ты занятный. Можно подумать, что ты всю жизнь был санитаром.
Он надел голубой фартук, висевший в кухне около двери.
— А теперь постарайтесь сидеть спокойно. Наверное, я сделаю вам чуть-чуть больно, но это по необходимости.
— Ну что, немного их там теперь?
— Чего?
— Волос. Тебе не противно? Кстати, у тебя вся рубашка в крови.
— Если вы не будете сидеть спокойно, то я…
— Хорошо! Но ты дерешь кожу.
Он сделал ей повязку в виде тюрбана, которая полностью изменила ее внешность.
— Я чувствую такую слабость, будто… А что ты будешь есть, Жан?
— Картошка уже варится.
— Отрежь себе кусок ветчины. Сейчас я постараюсь встать. Будь добр, опусти штору. Свет режет мне глаза.
Она украдкой поцеловала тыльную часть его ладони. Он спустился и взял в шкафу тарелку.
Поев, он замер в проеме двери с сигаретой в зубах, засунув руки в карманы.
Воскресные прохожие заполнили дорожку вдоль канала, где тень от деревьев приобрела фиолетовый оттенок.
«Может, принести ей чашку кофе?» — подумал он.
Он забыл о своих ночных кошмарах. Ему было хорошо.
7
С утра до вечера шел мелкий теплый дождь, и вокруг царило такое спокойствие, такая тишина под мягким, как мебельная обивка, серым небом, что, казалось, было слышно, как растет трава.
Дальние и ближние звуки, создававшие в солнечную погоду впечатление огромного оркестра, теперь в тишине казались разрозненными, так сказать, сольными, будь то кукареканье петуха, или грохот рычага, который шлюзовщик бросал на камни, пропустив очередное судно, или сигнал трубы с баржи.
Жан проснулся раньше обычного и, увидев в свое маленькое окошко темно-серое небо, вполне мог предположить, что ночь еще не кончилась. Мычавшая в хлеву корова напомнила ему, что Кудера в доме нет, и ему пришлось пойти еще раз помучить бедную скотину.
Тишину нарушил неожиданный пронзительный крик, донесшийся из дома:
— Жан!
В крике чувствовалась тревога и отчаяние. Он напомнил ему несчастные случаи на городских магистралях, когда еще секунду назад веселая и шумная улица вдруг превращалась в приемный покой больницы, или потерявших рассудок людей, выбегающих из домов с дикими от ужаса глазами: «Пожар! Там пожар!..»
Жану стало почти страшно. Он даже не понял отчего. Наверное, от ожидания беды. Он ворвался на лестницу и резко открыл дверь в комнату Тати.
— Жан! Посмотри…
Он не сразу ее разглядел, потому что она лежала против света.
— Я, наверное, умру, Жан…
Он был неприятно поражен, разглядев наконец деформированное лицо Тати, ее отекшие, почти закрытые глаза, перекошенные губы. Ему показалось, что ее голова увеличилась примерно вдвое, и, глядя на себя в зеркало, Тати с ужасом пробормотала:
— У меня будто вода в голове. Я знала одного такого же, у которого кровь превратилась в воду, но у него отекали ноги. Что ты думаешь об этом, Жан? Неужели я умру?
Но самое любопытное, что, выйдя из комнаты, он не ощутил ни печали, ни тревоги, а вспомнил походя, что нужно открыть дверь курятника. Он бросил курам горсть зерна и, вернувшись в кухню, с сожалением обнаружил, что на столе не осталось вчерашнего кофе.
Он шел с непокрытой головой вдоль канала, плотная и гладкая поверхность которого напоминала черный бархат. Обитатели домика у кирпичного завода тоже встали. Наверное, они сидели за столом и пили кофе с молоком. И только неумытая и непричесанная Франсуаза показалась в дверях, метнув на него взгляд.
Он глухо поздоровался со шлюзовщиком, чуть не задев его деревянную ногу, но тот не удостоил его ответом.
Он шел легко, словно был на прогулке, обогнав двух ребятишек, направлявшихся в школу. Когда он вошел в бакалейную лавку, на двери зазвонил колокольчик. Здесь же продавались сигареты и находилась телефонная кабина. Маленькая старушка в шлепанцах бесшумно вышла из другой комнаты и с удивлением посмотрела на него через стойку.