Справедливости ради, никто, кроме меня, не произносил в отношении моего сына само слово «купить», и реакция мужика обоснована. В крошечном предбанничке я замялась, и мужик без малейших колебаний выпихнул меня в торговый зал, полный визга, беготни и суеты. Для мелкого купечества, наверное, абсолютно обычных.
Дети! Сколько же тут было детей, от мальчишек семи-восьми лет до подростков — не по возрасту важных, степенных. И хотя сперва мне показалось, что творится суматоха, хватило пары секунд, чтобы понять: все заняты делом. По-детски, но в то же время по-настоящему.
— А ну мети чище, постреленок! — проталкивая меня дальше в зал, рыкнул мужик на пацаненка лет десяти, и тот зашуршал веником в два раза усерднее. — Семка, паршивец, опять задницей меня слушал? Куда сукно ложишь? А?
— Не достаю, батюшка Сила Карпыч! — пискнул Семка, и Сила, усмехнувшись, переложил сукно на полку выше. Семка и в самом деле не мог бы туда дотянуться.
— На-ка у барыни корзину возьми, да смотри, чтобы никто не тронул! — распорядился Сила. — Не беспокойтесь, мальчишки у нас в строгости. Никто не возьмет ничего. Идемте, барыня, а то Пахом Прович уедет вскорости.
Я, вздохнув, передала Семке корзину, хотя уверенный тон Силы говорил, что волноваться мне не о чем. Я пошла за своим провожатым через зал, оглядываясь на мальчишек. Они не выглядели ни голодными, ни забитыми, ни работающими из-под палки, даже наоборот: скучнейшая торгово-складская рутина вызывала у них неподдельный интерес, и я не удержалась:
— Сила Карпович, зачем вам их столько?
Передо мной открылась очередная дверь, появилась довольно крутая лестница на второй этаж, и я стала подниматься, почему-то убежденная, что мне не ответят.
— А как, барыня? — хмыкнул Сила за моей спиной. — Вот Пахом Прович третий раз женат, а наследников-то и нету!
А ведь посланник Обрыдлова — точно родственник Силы, очень уж они похожи, — говорил об этом. Мне, правда, было в тот момент не до чужих семейных драм.
— А парнишки толковые! — почему-то обиженно добавил Сила. — Вона, все, кто в торговле, грамоте да счету обучены.
— И много их у вас?
— А то! Тут шестнадцать, на дальних складах одиннадцать, а шестеро малы еще, на обучении. — Он вздохнул. — Куда деваться, дело-то кому передавать, вот Пахом Прович и ищет, кого в наследники заявить. А то и не заявить, но чтобы торговлю крепко знали. Анастасия Провна все девок нарожала, племяшек, так, значит, чтобы было кому богатство ихнее беречь, что после Пахома Провича останется. В мужья девке какой выжига попадется — пиши пропало, так вот чтобы каждый приказчик был — ух! Да выжигу — и к ногтю! А то аккурат оженить кого из толковых ребяток на девках, чего нет. Вон туда, барыня. Только коротко.
Он развернулся и загромыхал сапогами на первый этаж, а я, знатно робея, пошла на мужские голоса, доносящиеся из кабинета. Один голос я узнала, и пересекаться с его обладателем мне было некстати, поэтому я помедлила, постояла в тени коридора, послушала, о чем разговор.
Но Олимпиада Львовна и ее малыш не занимали ни Обрыдлова, ни, как я догадалась, его старшего приказчика. Они спорили о цене на аренду какого-то помещения, и я, для приличия поскребшись, вошла в кабинет.
Оба спорщика тотчас замолчали, и вчерашний наш гость, стоявший ко мне ближе и полностью загораживавший от меня стол, за которым сидел Обрыдлов, сначала всмотрелся в меня, разве что не принюхался, а потом приветственно махнул медвежьей лапой прямо перед моим лицом.
— Явилась! — объявил он, широко разведя руками, а затем возмущенно хлопнул себя по бокам. — Что, матушка, канделябру позабыла или по дороге продала? Или как, три тысячи долгу принесла? Откопала клады, что муж покойный позакапывал?
Если у меня и была изначально мысль, что цель моего визита сюда прояснилась в тот момент, когда я поднималась по лестнице, и я могла извиниться, развернуться и отправиться домой, то сейчас я остолбенела. Не потому, что меня напугал когтистый приказчик, не потому, что этот стервец запомнил, как я размахивала подсвечником, — а потому, что в жизни Липочки обозначился еще какой-то окаянный клад.
Увы, мне не у кого спросить, почему нельзя было просто отправить меня в свободное плавание по этому новому, темному, громкому, но в общем терпимому миру с двумя малышами и без всяких тайн.
— Харькуша, что же ты змей такой, — укоризненно сообщил ему кто-то старческим голосом. — Поди, поди, я сам управлюсь. Глянь, как товар княжеский уложили, да вот что — езжай вместо Митьки да сам проследи, чтобы эта княжья морда уплату за прошлый раз не забыла. И телеги без денег не отдавай. Знаю я, как они тебе тыкать будут. Мол, купчина, рожа немытая, а и немытая, а и рожа, а нет денег — нет товару.