Арчи поднял дрожащую руку.
— Не надо. Я не женюсь на Пегги Сатрапулос.
— А кто нам это гарантирует? — в голосе Скализи прозвучало недоверие.
Арчибальд обреченно махнул рукой. В эту минуту он напоминал самца, утратившего волю и способность защищаться.
— Я слишком стар.
— Солжешь — берегись, — предупредил Эдди. — Надеюсь, ты убедился, что сюда запросто можно войти! Если мы вынуждены будем вернуться — всего этого не станет. Тебя — тоже! Слышишь?
Арчибальд автоматически кивнул. Он опустился на колени перед пеплом картины да Винчи, осторожно взял пальцами щепотку, высыпал на руку. Со стороны могло показаться, что он взвешивает.
— Я слишком стар, — пролепетал он дребезжащим голосом.
Но в хранилище уже никого не было. Впрочем, Арчи исчезновения громил не заметил. Он стоял на коленях, собирая драгоценный пепел, и тихо плакал.
Вернувшись в холл, Эдди и Скализи увидели слуг, которых держали под прицелом Ангус, Бебе и Луиджи. Знаком Скализи дал распоряжение об отступлении.
— Никому не шевелиться десять минут! — предупредил Ангус. — Двое наших снаружи наблюдают за вами.
Урсула перекрестилась, шепча молитву. С хозяином случилась беда. И все из-за той мерзкой женщины. Она это предвидела, но не смогла его уберечь. Божий гнев поразил его, и даже добрые пастыри — брат Жан и отец Пьер — не смогли предотвратить несчастья.
В машине Эдди восхищенно сказал Скализи:
— Поразительно! Как тебе удалось разгадать комбинацию цифр замка бронированной двери?
Скализи заважничал. Все прошло как по маслу, и Эдди совсем не обязательно было знать, что ему это было заранее известно.
— Это легко, — ухмыльнулся он. — Достаточно было набрать «один», «три», «два», «один», два раза «восемь» и один раз «девять».
Эдди смотрел на него во все глаза.
— Не понимаю, поясни.
— Это дата его рождения: 13 февраля 1889 года.
Эдди аж присвистнул.
— Ну ты даешь! — Но, подумав секунд двадцать, он осторожно спросил: — А если бы ты ошибся?
— Ерунда. Дверь-то была последняя. Мы бы просто подождали, пока старикан не выползет из своей дыры. И загнали бы его в тупик.
Уважение, которое Скализи прочел во взгляде Эдди, придало ему уверенности и побудило задать вопрос, который буквально вертелся у него на языке.
— Видишь ли, когда мы были у него внизу, ты сказал одно слово. — Скализи поколебался и запинаясь произнес: — Инкриминавать…
— Инкриминировать? Ну, это значит «обвинить в преступлении».
— Да? Интересно, где ты такие словечки откапываешь! Это что, тоже по-английски?
Квик все понял, поймав злые взгляды двух других пилотов. В мире гонок не существует подарков. Здесь терпят только победителей. Среди тысяч молодых гонщиков лишь немногим удается пробиться. Большинство же вынуждены отказываться от мечты выйти на старт после двух-трех ралли. Только гений или сумасшедший может создать себе громкое имя, если его не погубят владельцы многочисленных тотализаторов, за которыми стоят акулы большого бизнеса, готовые выложить огромные деньги за соответствующие результаты. Тот, на кого они ставили, должен был обязательно прийти первым.
Накануне, на испытаниях, Квик показал лучшее время, чем два других гонщика, выступавших под флагом «Невады»: 2.11.3. У шедшего за ним было всего лишь 2.13.1. Понятно, что в подобной ситуации логичнее было бы дать Квику самую подготовленную машину. Но у Селлерса логика очень часто уступала место капризам его настроения. Всю ночь три механика работали как звери, чтобы переделать контакты в коробке передач — четвертая не подходила для пробега такой сложности. И когда двое из них, валясь с ног от усталости, пошли спать, третий, Томас, еще продолжал возиться с болидом Квика, меняя ремень водяного насоса, который дважды порвался во время испытаний.
То обстоятельство, что машина была не новая — возраст три года и не одна тысяча километров пробега, — для Квика не имело никакого значения. Плевать ему на это: лишь бы она выдержала гонку и пришла к финишу первой.
Он спокойно вывел свой болид на стартовую линию под оглушающий рев моторов, работавших вхолостую. Главное — надо сразу же рвануть, чтобы избавиться от кучи конкурентов, иначе на победе можно поставить крест.
Среди участников гонки большинство составляли известные в Европе пилоты. Квика здесь никто не знал, зато он знал лучших среди них. Вот Бивер, дружески помахавший рукой ему, новичку, вот великий Стюржесс, дважды выигравший трудные гонки в Монзе, за ним Брюньер, Андротти, Клиренс, Голсмейстер… Легкими прикосновениями Квик ласкал педаль газа, глядя, как и все остальные, на флажок, готовый подать старт.