Его мысли унеслись назад, к годам студенчества, когда он не раз в веселом обществе опрокидывал бутылку за бутылкой. На порозовевших щеках вспыхнула улыбка воспоминания, и странное приятное чувство охватило его впервые после последних долгих бессонных ночей, когда он страдал о потухающей дорогой жизни.
Ресторан опустел. Вдовец хотел посмотреть, который час; вероятно, было уже очень поздно, но он все не мог решиться. Охотнее всего он остался бы здесь, где было так тепло и уютно. Он не хотел выходить на улицу и идти в свою одинокую мрачную квартиру, где все напоминало ему о смерти.
Он заказал еще одну бутылку вина, в вознаграждение за то место, которое он занимал. Он пил вино глотками, дорожил каждой каплей искрящейся влаги, но кельнер уже потушил в задней части комнаты огонь и ходил вокруг его стола, выжидая, не собирается ли гость уходить домой.
Наконец, он поднялся, заплатил и вышел. При выходе он посмотрел на себя в зеркало и увидел в нем огромную черную фигуру с воспаленным, красным лицом. Выйдя на воздух, он зашатался. Он ухмыльнулся про себя — можно пока и не идти домой.
Была поразительно теплая ночь, совсем как летом. На небе, растянувшемся подобно длинной палке между крышами высоких домов, звезды горели дрожащим светом. Временами проезжал сонный извозчик или пробегал запоздалый автомобиль. Несколько человек гуляло при блеске звезд, при свете фонарей. Возвращались запоздавшие, шли парочки, прижимаясь друг к другу.
Вдовец посмотрел им вслед. В его разгоряченном вином мозгу снова пронеслась мысль: „они“ ходят вдвоем, я же одинок, одинок не только на сегодня, но и навсегда. Он, который забыл своих друзей во время болезни жены, он, который так трудно сходился с новыми людьми, он одинок!
Он пошел медленнее. Зачем спешить? Куда?
Но вот ему показалось, что кто-то заговорил с ним. Мимо него прошла женская фигура. Лица он не мог разглядеть. Осталось лишь впечатление огромной шляпы.
Он пошел медленнее. Женщина приостановилась, дождалась его и опять что-то сказала. Неужели вино так подействовало на его голову? Он слышит слова и ничего не понимает. Только шляпу видит он, вызывающую, красную, с огромным согнутым страусовым пером. Ему показалось, что она что-то спросила у него. Непроизвольно он сказал:
— Что такое?
Она, не переставая идти, подошла ближе к нему. Под огромной шляпой он увидел улыбающееся лицо. Она спросила его:
— Совсем один?
Эти слова совпали с его собственными мыслями. Он приостановился, прислонился к стене дома и пробормотал:
— Откуда вы это знаете?
Женщина в большой шляпе ухмыльнулась:
— Ну да, ведь у вас никого нет!
— Да, у меня никого нет! Никого, никого! Ни одной души во всем мире. Вы понимаете? Я одинок, понимаете? Совсем один, один навсегда!
Она засмеялась:
— Ну, положим, не навсегда!
Вдруг он разгорячился.
— Нет, я буду один всю мою жизнь. Всю жизнь я буду одинок! Вы понимаете это? Когда я теперь приду домой, я буду совершенно один.
Он повел рукой, как бы подчеркивая свои слова. Затем он зашатался и наклонился вперед:
— Oh, pardon!
Она протянула руку, как бы желая поддержать его, и взяла его за пальцы. Он не воспротивился этому и начал говорить:
— Я не могу идти домой, не могу!
— Да зачем тебе идти! У меня дома тоже хорошо!
Она не отпускала своей руки, и так они пошли дальше. Он не понимал смысла ее слов. Он только смутно сознавал, что у него есть человек, с которым он может поделиться мыслями, и что он уже более не один на этом белом свете. Они шли вместе. Ноги подкашивались у него, и когда улица перешла в площадь, покрытую дерном и кустами, он сел на скамейку против мраморного памятника, изображавшего какого-то неизвестного господина.
Вдовец потянулся и зевнул. Он почти забыл о присутствии его провожатой. Вследствие бодрствования в течение последних ночей он чувствовал тяжесть в своих членах, а вино утомило его. Его голова наклонилась вбок, наткнулась на плечо, рука перестала двигаться, и глаза закрылись.
Кто-то тряхнул его. Какой-то голос говорил:
— Не можем же мы здесь оставаться!
Затем кто-то дернул его, и он вскочил. Его повели куда-то. Они сели на извозчика, он не знал, зачем и куда они едут, он только был доволен, что ему не надо идти. Когда экипаж остановился, он не хотел вылезать. В каком-то тумане он слышал, как кто-то ругался. Почему, за что? Кто-то спрашивал его адрес. Где он, в ратуше? Но ведь он уже сообщил о смерти! Он назвал свою улицу и номер дома. Затем он почувствовал мягкую постель. Ему было хорошо, как дома. Он забыл весь свой страх перед одинокой квартирой, ему было хорошо, так как больше не нужно было блуждать по улице.